Среди опьяненных кровью и алкоголем животных выделялась небольшая группа перепуганных людей, что явно не знали, как себя вести. Они казались чужаками на празднике: не принимали участия в развлечениях и выглядели новичками, ждущими посвящения. То действительно были новообращенные.

Мамароль опустилась наконец в изнеможении перед клеткой. Змей, как хорошо выдрессированное животное, вернулся к себе в жилище, а фурия, подобно марионетке с порванными веревочками, осталась лежать без движения.

Папароль, отбросив тамбурин, знаком подозвал желающих приобщиться к культу. Он нарисовал на полу черный круг, куда приказал им войти, и обратился с краткой речью, сказав, что Воду, внемля мольбам, примет их в число своих избранников. Колдун описал несказанные радости, уготованные им при исполнении ритуальных действий, и объявил, что новообращенные примут в них участие сразу же, как получат символический поцелуй змея. Они станут тогда детьми африканского бога и будут участвовать в пиршествах, во время коих Воду угощает вкусным мясом «безрогого козленка». Наконец он призвал быть верными Богу, слепо подчиняться папаролям, отказаться, если таков будет приказ, от отца, матери, жены и детей.

Все поклялись, что в случае необходимости принесут в жертву божеству самых дорогих людей. На этом чудовищном пункте папароль настаивал особенно, и — уверяю — он выполняется чаще, чем это можно было бы ожидать. В ходе громких судебных процессов было доказано, что дети отдавали Воду родителей, а бессердечные матери приносили в жертву омерзительному божеству своих малолетних детей!

Когда новички дали клятву, папароль дотронулся до каждого палочкой и затянул африканскую песню. Ее подхватили все присутствующие. Новообращенные, корчась от судорог, тут же начали танцевать. Им дали выпить, и вскоре они были так же перевозбуждены, как и остальные.

Папароль, тем не менее, следил за тем, чтобы они не впали в состояние каталепсии. Если он замечал, что кто-то вот-вот начнет кататься по полу, то со всего размаху бил кнутом. Тот взвизгивал и тут же успокаивался.

Когда вдосталь натанцевались, наорались и напились, жрец открыл клетку и свистнул змею. Уж послушно обвил его тело, выставив вперед голову, будто собираясь укусить. Первый из подошедших новичков не колеблясь подставил губы; мерзкое животное лизнуло их черным раздвоенным языком! За ним последовал второй, третий, четвертый. То ли потому, что пятый не понравился ужу, то ли папароль решил показать, что Воду не слепо принимает в свое лоно верующих, но колдун, по-видимому, науськал змея, и тот, широко разинув пасть, вонзил с невероятной быстротой в горло новообращенного острые изогнутые зубы. Хотя они и не ядовиты, но весьма опасны, особенно если змей крупных размеров. Несчастный успел лишь сдавленно вскрикнуть. Лицо и тело у него стали серыми, и он упал — из перекушенной в двух местах сонной артерии полилась пенистая кровь.

Папароль разразился нарочито-демоническим смехом. Наклонился над агонизирующей жертвой, прижался губами к ране и стал с жадностью втягивать в себя кровь. Насытившись, он издал звук, напоминавший кудахтанье. Это вывело мамароль из состояния оцепенения. Старая ведьма, покачиваясь, встала и в свою очередь принялась высасывать кровь несчастного — тот уже почти не двигался.

После старухи черед понаслаждаться наступил для нескольких избранных, они вытянули все до последней капли.

Затем обескровленное тело окружили людоеды. Громко крича, они требовали, чтоб им отдали останки для пиршества…

Папароль, показывая с насмешливой улыбкой то на труп, то на двух застывших от ужаса девушек и ребенка, воскликнул:

— Оставьте! Оставьте этого чернокожего ястреба с жестким мясом. Плоть белых козочек и безрогих козлят значительно приятнее Воду и вкуснее для его избранников.

Слова папароля встретили рычаньем, прыжками, скрежетом зубов.

— Да, да… Ты прав, папароль! Сначала безрогого! Безрогого!

Фрикет и Долорес понимали, что настал страшный час.