Сундук был один из уже упоминавшихся четырнадцати; они были тщательно окрашены в разные цвета и их отполированные деревянные стенки горели на солнце. Тот, с которым обошлись так небрежно, покрывал зеленый лак. Носильщику и в голову не пришло, что старичок с азиатской внешностью и путешествующий к тому же с американским паспортом может оказаться важной птицей. Тем более что у носильщика возникло безотлагательное дело – ему надо было срочно рассказать армейскому капитану, стоящему под крылом самолета, как великолепно смешивает его троюродный брат кокосовое молоко с ромом. Напиток получается – первый класс, глаза на лоб лезут.

– Вы уронили один из моих сундуков, – сказал Чиун носильщику.

Вид у старика был самый миролюбивый. Шедший рядом с ним Римо нес в руках небольшую сумку, в которой было все необходимое: запасные носки, рубашка, шорты. Если он задерживался где нибудь более, чем на день, то покупал все нужное на месте. Сейчас на нем были серые летние брюки и черная тенниска. Местный аэродром ему не понравился: сверкал алюминием, как новенькая плошка, которую уронили в ржавое болото. Вокруг аэродрома росло несколько пальм. Вдали темнели горы, там, наверное, жили те великие целители вуду, о которых по свету ходили легенды. Прислушавшись, Римо услышал мерный стук барабана, который звучал непрерывно, словно невидимое сердце острова. Оглядевшись, Римо презрительно фыркнул. Подумаешь, еще один заурядный карибский диктатор. Да пошел он к черту! Это шоу Чиуна, и если Соединенные Штаты финансировали представление, пусть узнают, что такое Мастер Синанджу.

Римо не слишком разбирался в дипломатии, но был уверен, что устрашающие приемы династии Мин здесь вряд ли пройдут. А впрочем, как знать. Засунув руки в карманы брюк, Римо наблюдал, как развиваются события между Чиуном, капитаном и носильщиком.

– Уронили мой сундук, – заявил Чиун.

Капитан в новенькой фуражке с золотым кантом и новых черных армейских ботинках, сверкавших так ярко, что в них можно было смотреться, как в зеркало, был тяжелее старого корейца фунтов на сто, пятьдесят из которых приходились на свисавший с черного пояса живот. Он тоже знал, что старик азиат путешествует с американским паспортом, и потому презрительно сплюнул на асфальт.

– Послушай, что я тебе скажу, янки. Я вас всех не люблю, но желтых янки особенно.

– Уронили мой сундук, – повторил Чиун.

– Ты говоришь с капитаном армии Бакьи. Ну ка покажи мне свое уважение. Поклонись!

Длинные пальцы Мастера Синанджу спрятались в кимоно. Он заговорил медоточивым голосом.

– Как ужасно, – произнес он, – что вокруг мало народу – некому будет послушать ваш прекрасный голос.

– Ты чего? – насторожился капитан.

– Пожалуй, двину я этого старого осла хорошенько, ладно? – предложил носильщик.

Парню было года двадцать два, чернокожее привлекательное лицо дышало юностью, а прекрасная атлетическая фигура говорила о постоянной физической активности. На восемнадцать дюймов выше Чиуна, он и капитана обогнал в росте. Обхватив могучими руками зеленый лакированный сундук, он взметнул его над головой.

– Я сверну голову этому желтокожему янки.

– Подожди, – остановил юношу капитан. – Что ты имел в виду, желтопузый, когда говорил о моем прекрасном голосе?

– Он будет звучать великолепно, – сладко проворковал Чиун. – Еще бы, ведь вы запоете «Боже, храни Америку», и в голосе вашем будет столько чувства, что всем покажется, что поет соловей.

– Да я скорее язык проглочу, желтопузый, – сплюнул капитан.

– Нет, не скорее. Язык вы проглотите позже, – заявил Чиун.

То, что кореец задумал, требовало большой осторожности. В зеленом сундуке лежали видеокассеты с американскими «мыльными операми», возможно, не очень аккуратно упакованные.