– А я не хочу сдачи. Я лучше возьму пересадочный билет.

– Да ну? – сказал Генри. После двух последних посещений Гаваны между ними кошка пробежала.

– Слушай, ты, богач, – сказал Вилли. – Мы тут никаких подлодок не ищем, а то ты бы и на мостик не взошел, не хватив прежде для храбрости. Мы просто собираемся перебить десяток фрицев, улепетывающих на дрянной посудине. А это даже тебе по плечу.

– Ты все-таки двадцать центов возьми, – сказал Генри. – Пригодятся когда-нибудь…

– Засунь их себе в…

– А ну хватит, ребята, – сказал Томас Хадсон. – Хватит, говорю. – Он пристально посмотрел на обоих.

– Извини, Том, – сказал Генри.

– Извиниться и я могу, – сказал Вилли. – Хоть и не за что.

– Том, смотри, – сказал Ара. – Что это там почти у самого берега?

– Скала, которую обнажил отлив, – сказал Томас Хадсон. – На карте она показана чуть восточнее.

– Нет, я не об этом. Дальше смотри, примерно на полмили дальше.

– А это человек. Ловит крабов или проверяет вентери.

– Может, стоило бы потолковать с ним?

– Он с маяка, а на маяке уж Антонио со всеми потолкует.

– Ры-ыба! Ры-ыба! – закричал помощник, и Генри спросил:

– Можно, я займусь ею, Том?

– Давай. А Хиля пошли сюда.

Генри сошел вниз, и немного спустя большая рыбина выпрыгнула из воды – это была барракуда. Еще немного спустя Томас Хадсон услышал, как крякнул Антонио, вонзая ей под жабры багор, а потом раздались глухие удары дубины по голове. Он ждал громкого всплеска, когда мертвая рыба будет снова брошена в воду, и смотрел назад, чтобы увидеть, насколько она велика. Но всплеска не было, и тогда он вспомнил, что в этом районе кубинского побережья барракуду употребляют в пищу, и Антонио, должно быть, решил подарить ее служащим маяка. Вдруг снова раздался двукратный крик: «Ры-ыба!» – но на этот раз над поверхностью воды ничего не показалось, только зажужжала разматывающаяся леска. Он выровнял курс и застопорил оба мотора. Потом, видя, что леска продолжает разматываться, выключил один мотор совсем и медленно развернулся по направлению к рыбе.

– Агуха! – закричал помощник. – И здоровенная.

Генри уже выводил рыбу, и вся она видна была за кормой, причудливо вытянутая в длину, с полосами на спине, четко темневшими в синеве прозрачных верхних слоев воды. Казалось, ее уже можно достать багром, но тут она вдруг дернула головой и, круто рванувшись вглубь, мгновенно исчезла из виду.

– Всегда они пытаются спастись таким рывком, – сказал Ара. – А быстрая как пуля.

Но Генри очень скоро снова подвел рыбу к корме, и они увидели сверху, как забагрили и втащили на борт тугую, подрагивавшую тушу. Полосы у нее на спине ярко синели, челюсти, острые, как ножи, раскрывались и закрывались с ненужной теперь судорожной четкостью. Антонио уложил ее вдоль кормы, и она забила хвостом по дощатому настилу.

– Quo peto mas hermoso! – сказал Ара.

– Да, хороша агуха, – согласился Томас Хадсон. – Но если так будет продолжаться, мы отсюда до полудня не уйдем. Пусть удочки остаются, а поводки нужно снять, – сказал он помощнику. Он снова развернулся и, наверстывая потерянное время, но при этом стараясь, чтобы все выглядело так, будто они по-прежнему заняты рыбной ловлей, взял курс на каменистую оконечность мыса, где стоял маяк.

Пришел Генри и сказал:

– Хороша рыбина, а? Ее бы не на такую снасть брать. Странной формы голова у этих агух.

– Сколько она потянет? – спросил Вилли.

– Антонио говорит, не меньше шестидесяти. Вилли, ты уж извини, что я тебя не успел позвать.