Гнев словно придал ему сил. Именно это сейчас и требовалось – подстегнуть свои мышцы и нервы, подвигнуть их на страшное физическое усилие. Высоко подняв палку над головой, Блейд рванулся к тропинке, яростно хрипя и напрягая каждый мускул, каждое сухожилие. Этот рывок поглотил все его силы.

Острый конец палки воткнулся в землю, дрогнул и ушел обратно в песок. Теперь Блейд погрузился в яму по грудь, сжимая в руках бесполезную дубинку; под ней был все тот же предательский песок.

Он снова взревел, на этот раз от отчаяния. Какая позорная, глупая, идиотская смерть – утонуть в зловонной яме, когда новое приключение едва началось!

Он попытался опять воткнуть острый конец в край тропинки, и на сей раз палка уперлась во что‑то твердое. Бешеное желание выжить породило всплеск энергии в измученном теле; Блейд нажал сильнее, вонзая дубину все глубже и глубже, пока наконец она не застряла достаточно прочно. Должно быть, ее конец попал в земляной склон ямы, припорошенный лишь тонким слоем песка.

Теперь он начал медленно и осторожно выбираться из песчаной западни. Он понимал: если палка сломается, его уже ничто не спасет. Стиснув зубы, чувствуя, как струйки холодного пота текут по вискам, по лбу, заливают глаза, он подтягивался вперед, все ближе и ближе к вожделенной тропинке. Мышцы набухали буграми, перекатываясь под загорелой кожей; стиснув зубы, превозмогая боль, Блейд дюйм за дюймом выбирался из песка.

Трясина разочарованно чавкнула, словно вздохнув, и выпустила его колени. Спасен! Он со стоном повалился на твердую землю, хрипло и надсадно дыша. Огар, мерзавец, бесследно исчез; наверно, помчался предупредить родственников и остальную свору. Они принесут дубинки, топоры, камни и тогда уж наверняка расправятся с обессилевшей жертвой.

Счистив с кожи песок, Блейд вытащил палку, очертил ею контур ямы и медленно побрел к скалам. Солнце уже скрылось за горизонтом, и в наступившей темноте впереди отчетливо виднелись мерцающие пятнышки костров.

Прошагав с полмили, он вдруг услышал душераздирающий вопль Огара. Вероятно, тот не побежал в стойбище, а притаился где‑то неподалеку, наблюдая за попавшим в беду компаньоном. Надо полагать, он несколько увлекся, решил Блейд.

Теперь, даже если б у него и возникло такое желание, разведчик ничем не мог посодействовать волосатому приятелю. Ощущая дрожь в коленях, он смотрел, как чудовищный монстр с клыками футовой длины обстоятельно и со знанием дела готовится отужинать его коварным проводником. Это напоминало торжественный обряд, и Блейд, единственный зритель сего действа, взирал на него с душевным трепетом. Ни в других мирах, ни в своем собственном ему не доводилось лицезреть подобную картину.

Удачливый охотник весил раза в три больше дайра из ледяных берглионских пустынь и, кроме устрашающих клыков, обладал на удивление длинным языком. Сейчас этот алый жгут, грубый, как наждачная бумага, и покрытый маленькими присосками, обвивал Огара. Волосатый компаньон Блейда уже не мог кричать, поскольку все его кости были переломаны; в страшной тишине он неторопливо уплывал прямо в разинутую пасть. Подчиняясь инстинкту, разведчик шагнул было вперед, однако через секунду здравый смысл взял вверх. Такую тварь не проткнешь заостренной палкой, а устраивать с ней соревнования по бегу казалось слишком опасным.

Верхняя челюсть чудища откинулась словно на шарнирах, ужасная пасть распахнулась еще шире, и длинный язык втащил туда Огара. Не проронив ни звука, он скрылся в глотке монстра. Тварь глотнула, лязгнули клыки; на брюхе образовался бугор, обозначавший место, где упокоилось то, что совсем недавно было Огаром. Затем зверюга присела на задние лапы и с вожделением воззрилась на Блейда.

Монстр не пытался поймать его. Поудобнее устроившись в болотной грязи, он не спускал с разведчика огромных немигающих глаз, будто хотел загипнотизировать очередную жертву. Хорошенько рассмотрев это чудище, Блейд решил, что оно больше всего напоминает помесь крокодила со змеей.