А выдающийся ученый Фредерик Жолио-Кюри готовил для повстанцев зажигательную смесь из серной кислоты и хлористого калия, коктейль, весьма схожий с бутылками КС, с которыми пошла на задание в Петрищево Зоя — однополчанка Виктора Кремлева…

Характерная деталь: Жолио-Кюри рекомендовал пользоваться не пол-литровыми бутылками, а бутылками от шампанского — такая зажигательная граната с этикеткой «Мутон-Ротшильд» должна была и «тигра» воспламенить!

Коммунисты выдвинули лозунг: «На каждого — по бошу!» Уже верстался номер газеты «Юманите» от 23 августа с воззванием: «Весь Париж на баррикады!» Баррикады — слово столь же исконно французское, как и слово «Париж». В правом углу этого номера было напечатано: «Величайшая битва за Париж началась!» Восстание должно было начаться с уничтожения узлов контроля СД и гестапо над телефонными разговорами с помощью подслушивающих устройств. Затем повстанцы поднимут трехцветные флаги над городом и атакуют все двадцать его мэрий и полицейские комиссариаты.

Это восстание готовили еще с июля 1943 года, когда Красная Армия прорвала Восточный фронт на линии Курск — Орел.

Повстанцам не терпелось поскорее рассчитаться с бошами за позор 1940 года, за капитуляцию презренного предателя Франции Лаваля и других коллаборационистов (Пьер Лаваль, премьер вишистского правительства, в это время готовился к трусливому бегству из роскошного особняка Матиньон в Берлин), за полтора миллиона пленных французов, увезенных в германский рейх, за 400 миллионов франков ежедневной грабительской контрибуции, за аннексию Эльзаса и Лотарингии, за фашистский террор, за гильотинированных, расстрелянных, замученных, за все оскорбления и унижения четырехлетней оккупации, которая показалась Франции ночью длиною в сотни адских лет.

Виктору хотелось остаться в Париже, возглавить отряд советских партизан. Увы, у него было другое задание. С 10 августа бастовали железнодорожники — выбраться из Парижа было нелегко. Товарищи помогли: достали ему старенький «рено», нужные бумаги дала полиция, которая сама забастовала 15 августа. Перед началом всеобщей забастовки 17 августа он выехал в Берлин. Повез в редакцию весьма тенденциозный репортаж о событиях в Париже, а сердце его пело. Нет, что ни говори, а были все-таки на этой войне упоительнейшие минуты!..

Когда в Берлине узнали об освобождении Парижа, о вступлении в этот город, который Гитлеру так и не удалось сжечь, союзных войск, словно траур опустился на столицу рейха.

Не те пошли германские генералы! Париж сдал 24 августа 1944 года командиру 2-й танковой дивизии армии Свободной Фракции генерал-майору Леклерку вопреки воле фюрера, приказавшего предать Город света сожжению, семидесятитрехлетний генерал-полковник Дитрих фон Хольтиц, комендант и начальник гарнизона, награжденный за осаду и взятие Севастополя в 1942 году. Вот так «поумнели» за два года величайшей из войн даже самые старые кайзеровские и гитлеровские генералы. И прежде всего на Восточном фронте постигали эти многократно битые Красной Армией полководцы науку… сдавать города.

Гитлер, узнав о сдаче Парижа, рвал на себе волосы.

Солнце зашло в четыре часа вечера. Версаль погрузился во тьму. Повсюду, в парке и на дорогах, вспыхивали фонарики Эм-пи — военных полицейских, которых в Лондоне за белые каски называли «снежками Айка». Полиция все еще ждала налета молодчиков на Версаль. Не дремал и двойник Айка. Охранники вооружились до зубов, расставили повсюду пулеметы.

Вдруг поднялась паника: исчез генерал Айк! Оказалось, он просто сбежал от надоевших ему телохранителей и бродил один по сугробам.

Адъютант Айка — капитан Батчер начал свою дневниковую запись в тот рождественский день словами: «Самым ободряющим подарком для генерала Айка было известие, поступившее от генерала Маршалла о том, что президент направил послание Сталину о своем желании командировать квалифицированного штабного офицера в Москву для обмена информацией, имеющей существенное значение для наших обоюдных усилий.