Семидесятилетний Уинстон Спенсер Черчилль, сын лорда Рандольфа, умел пить. И в семьдесят лет никогда не терял он контроля над собой. С близкими людьми, ценя застолье, пил он много, мешая виски и бренди с шампанским и портвейном. При этом

он был неразлучен с сигарами, выкуривая по три сигары в час на протяжении восемнадцати часов в сутки. И тем не менее дожить ему было суждено до девяноста одного года. Став вторично премьером Британии в 1951 году в возрасте семидесяти семи лет, Черчилль сохранял ясность ума и завидную энергию, хотя это был уже, конечно, не прежний Черчилль. Только пил он с почти прежним азартом, всегда запивая вино горячим куриным бульоном, который постоянно держал про запас его камердинер.

В 12-й и последней книге своих мемуаров под заглавием «Триумф и трагедия» Черчилль вкратце и с юмором опишет трагикомедию, разыгравшуюся при дворе короля Ибн Сауда вскоре после Ялтинской конференции, где он пристрастился к армянскому коньяку: «Возник ряд светских проблем. Меня предупредили, что в присутствии короля не разрешается ни курить, ни потреблять алкогольные напитки. Я немедленно поднял этот вопрос, заявив через переводчика его величеству, что если его религия запрещает ему курить и пить вино, то моим правилом жизни и абсолютно священным обрядом является курение, а также питие алкоголя до, после и, по мере надобности, в перерывах между приемами пищи. Король милостиво вошел в мое положение. Его личный носитель чаши из Мекки поднес мне стакан воды из ее священного колодца — самой вкусной воды, которую я когда-либо пивал».

Черчилль не впервые писал Сталину об арденнских делах. После начала этого проклятого наступления Гитлера он писал Сталину «личные и строго секретные послания» по югославскому вопросу, о секретной немецкой торпеде «Т-5», о фильме «Кутузов», подаренном Сталиным Черчиллю (в письме он остроумно заметил, что не станет показывать де Голлю фильм «Леди Гамильтон» и ожидает, что Сталин тоже не покажет французам «Кутузова»). Затем он поздравлял Сталина с днем рождения («Ваша жизнь весьма ценна для будущности мира…»). Потом опять о торпеде. Наконец, в письме от 24 декабря, он заявлял: «Я не считаю положение на Западе плохим, но совершенно очевидно, что Эйзенхауэр не может решить своей задачи, не зная, каковы Ваши планы. Президент Рузвельт, с которым я уже обменялся мнениями, сделал предложение о посылке к Вам вполне компетентного штабного офицера, чтобы ознакомиться с Вашими соображениями, которые нам необходимы для руководства. Нам, безусловно, весьма важно знать основные наметки и сроки Ваших операций. Наша уверенность в наступлениях, которые должны быть предприняты русской армией, такова, что мы никогда не задавали Вам ни одного вопроса раньше, и мы убеждены теперь, что ответ будет успокоительным; но мы считаем, исходя из соображений сохранения тайны, что Вы скорее будете склонны информировать абсолютно надежного офицера, чем сообщить это каким-либо другим образом». Потом он благодарил Сталина за трогательное поздравление его, Черчилля, с днем рождения. Потом всплыл англо-французский договор: Сталин не возражал, благодарил за высокую оценку «Кутузова». Снова — германская торпеда. Польские дела. Ох уж эти польские дела! Переговоры о будущей встрече в верхах. Горячие поздравления с Новым годом. Иногда Сталин становился похожим на ледовую шапку на арктическом полюсе — порой вроде и оттает, но всегда остается сам собой — ледяным сфинксом.

Черчилль долго надеялся, что ему не придется просить помощи у Сталина, по крайней мере до того, что кодировалось словом «Аргонавт», — до встречи в Ялте.

Черчилль не переставал удивляться иронии судьбы. Движимый своекорыстными интересами, он приложил все усилия, чтобы сделать Сталина своим союзником. Он, Черчилль, представитель славной аристократической английской фамилии, потомок великого полководца герцога Мальборо, победителя исторической битвы при Бленгейме в войне за испанское наследство, и — сын осетинского сапожника, большевик, преемник Ленина! Который, между прочим, помнит его, Черчилля, как злейшего врага молодой Республики Советов, организатора интервенции Антанты.