|
Негры у нас практически лишены избирательных прав и живут в среднем на двенадцать лет меньше белых. Почти все они бедны. В сороковом году у нас было шесть линчеваний. На Юге нередко избивали негров в предвоенный год. В июле сорок второго только вмешательство супруги президента Элеоноры Рузвельт предотвратило марш негров на Вашингтон. Мне, как офицеру американской армии, стыдно, что и в вооруженных силах повсюду дискриминация. Негры и белые служат в разных частях, и от сегрегации не собираются отказаться. Я видел в Фаейтвилле драки белых солдат с черными. Многие из них были со смертельным исходом. Однажды негритянская рота целый час сражалась с оружием в руках против военной полиции. Только протесты негров привели к созданию негритянской истребительной эскадрильи. При мне избили одного негра, когда он сказал, что Линдберг хочет стать гаулейтером Америки.
Только во Франции Эрик с возмущением узнал, что американский Красный Крест отделяет кровь белых людей от крови негров, хотя любой грамотный американец знает, что донорский отдел Красного Креста — детище негра доктора Чарлза Дрю. Случаи трусости и неповиновения приказам среди негров раздувались до невероятных размеров. Расисты вообще заявляли, что негры горой стоят за нацистов и за японцев, которые тоже «цветные». Повсюду были раздельные уборные и бомбоубежища. Негров старались держать лишь на подсобных работах. На флоте было всего несколько десятков негров-офицеров. Белые арестанты отказывались есть с черными. Жена Эрика писала ему из Филадельфии, что хотя все бредят Полем Робсоном в роли Отелло, но в либеральной Филадельфии негры бастуют, потому что белый профсоюз не позволяет им работать водителями трамваев. И это в городе, который вышел на второе место после Детройта по военному производству. Рассказывали, что какой-то негр в знак протеста запустил чем-то тяжелым в филадельфийский «Колокол Свободы». И все же Эрик верил, что американский народ сумеет после войны покончить с расистскими законами Джима Кроу. — Я слышал, что единственная негритянская пехотная дивизия хорошо воюет в Италии. Солдаты ее называют себя «черными буйволами», а другая «черная» дивизия бьет японцев. Здесь у нас, в Арденнах, сражаются два батальона негров. Честно признаться, я не знаю, как бы я воевал за добрые, старые Соединенные Штаты, будь я бесправным негром, не сыном, а пасынком Америки. Виктор дружески хлопнул Эрика по плечу: — Слушай, Эрик, а ты мне начинаешь нравиться! — Спасибо, Виктор, но расистов у нас еще много. Мой отец считает негров неполноценными людьми, плохими воинами, и Паттон, я слышал, тоже. Они забывают, что жизненная подготовка у негров совсем другая, чем у белых. — А я знаю, что такое быть негром, — хмуро сказал Виктор. — Ты?! — изумился Эрик. — Как это? — На своей шкуре испытал, выдавая себя за власовца. На всех инородцев эти крауты-арийцы смотрят свысока, как на людей не второго, а самого низкого сорта, хотя они и воюют вместе с ними. Это оскорбляло даже настоящих фашистов в РОА и в других «армиях» и «легионах», даже иностранцев в СС! Так что все эти формирования крайне ненадежны. Расизм — сволочная, доложу я тебе, штука!.. Они лежали у опушки, наблюдали за шоссе. — Что это за деревня? — спросил Эрик, поглядывая на бельгийское селение, раскинувшееся на холме посреди большого заснеженного поля. Над шпилем кирхи вилось черное воронье, меж аккуратненьких каменных домиков виднелись горбы немецких грузовых и легковых автомашин. Последних было подозрительно много — не иначе как там расположился какой-нибудь штаб. — Надо узнать название этой деревни, — сказал Виктор. — Но как?! — изумился Эрик. — Сейчас увидишь, доктор Ватсон! Следуйте за мной! Они вышли к дороге, тянувшейся из деревни на восток. |
