Сибиряк-археолог продолжил свою повесть и рассказал мне об одном из московских князей, захваченном татарами в плен; в качестве выкупа за него попросили 114 фунтов золота — или бивней моржа. И это не единичный пример. С глубокой древности до семнадцатого века, то есть уже нового времени, изделия из моржовой кости были наиболее престижными и высоко ценящимися предметами роскоши, какие только могла себе позволить цивилизация севера. Компактные и легко переносимые зубы моржа — в той форме, какую придала этим «слиткам» из кости сама природа, — служили валютой, кроме того, из них вырезали различные, весьма ценные предметы — одни из них были чисто декоративными украшениями, покрытыми орнаментом; другие имели относительное практическое значение, например, украшали рукоятку меча или кинжала; наконец, третьи использовались в языческих обрядах, в частности, служили фаллическим символом в культах плодородия.

— Зубы моржа, — продолжил свой рассказ археолог, — с незапамятных времен служили в качестве «белого золота». Здесь, на севере, не было ничего: ни драгоценных камней или металлов, ни пряностей — словом, ничего, что могло бы быть столь же желанной валютой.

Как странно, что этим неприглядным гигантам судьба уготовила стать кладезем столь удивительного богатства и благополучия.

Костью вовсе не ограничивались материальные блага, которые можно было извлечь из туши моржа. Выделанная из шкур старых секачей кожа — толщиной в целый дюйм — могла остановить круглую пулю, выпущенную из мушкета, и не хуже доспехов из бронзы защищала от рубящего и колющего оружия. Любой специализирующийся на изготовлении щитов оружейных дел мастер и воины-покупатели добрый десяток веков отдавали явное предпочтение коже моржа, когда речь заходила о выборе материала для щита.

Для удовлетворения других нужд шкуры использовались с не меньшим успехом. Стоило расслоить кожу надвое или даже натрое, как получался превосходный материал, которым можно было обтянуть корпус корабля. Узкая бечева из разрезанной по спирали цельной шкуры могла пригодиться для изготовления ремня, весьма «протягновенного» — длиной в двести футов (60,96 м.). Из ремня, в свою очередь, можно было свить канат, столь же гибкий и прочный, как если бы он был изготовлен из лучших растительных волокон, впрочем, даже значительно крепче. Фактически вплоть до шестнадцатого века излюбленным видом оснастки и такелажа на некоторых видах судов северной Европы и Азии оставался канат из шкуры моржа.

Хотя в наши дни моржи обитают почти исключительно в арктических водах, прежде они встречались на юге Европы, в Бискайском заливе, на западе Атлантики и даже на полуострове Кейп-Код, лежащем далеко на юге. Однако по мере того как возрастала численность населения и человеческая алчность, а ценность моржовой кости все более увеличивалась, более южные стада были истреблены — одно за одним.

День уже перевалил далеко за середину, когда шкипер направил возвращающийся на родину «Фарфарер» в бурное приливное течение, вырывающееся из узкого пролива между островами Унст и Йелл. Готовые закружить в собственном водовороте, потоки воды толкали корабль почти так же грубо, как работают локтями члены корабельного экипажа, стремящиеся занять самое лучшее местечко, чтобы бросить долгий и жадный взгляд на родные берега. Над крышами разбросанных вдоль зеленых склонов усадеб из камня и дерна курятся тонкие кольца едкого торфяного дыма. Здесь и там крошечные фигурки машут проплывающему кораблю.