— Лидия Владимировна, вот вы так хорошо говорите — но что во мне может понравиться женщине? — это было сказано уже с надеждой, и я постаралась его не разочаровать:

— Насчет женщин вообще — тут я за всех отвечать не могу. Наверное, ты считаешь себя хиляком, сравниваешь себя со всякими «Рембо» — и от этого страдаешь. А вот я, например, ненавижу «качков» — мне разные «мистеры Вселенной» кажутся просто горой сырых мышц, и они сексуально привлекают меня не больше, чем мясо на прилавке. Так что если бы я была твоей девушкой, меня не смутило бы твое сложение. А вот лицо твое мне просто нравится. Понимаешь, я терпеть не могу мордатых мужчин, а почему-то многие милые юноши в какой-то момент отращивают себе щеки и становятся похожими на надутых розовых поросят — только не таких нежных. Но у тебя такое строение лица, что это тебе не грозит — у тебя и в старости оно будет худощавым.

Пока я ему это втолковывала, то вдруг поняла, что говорю чистую правду. Я ненавижу мордатых мужчин! Господи, когда же, в какой момент Витя Костенко из конопатого мальчишки, дергавшего меня за косички, превратился в щекастого надутого бизнесмена, которого я никак не могу любить! А Сучков — если бы даже я ничего о нем не знала, он все равно вызвал бы у меня отвращение с первого взгляда, настолько мясистая и красная у него физиономия! То ли дело Володя, которому долгое недосыпание придало прямо-таки аскетический вид, или Эрик с его точеными чертами!

Феликс, видимо, уловил мое внутреннее замешательство — он был очень чувствителен — но, несмотря на его известную всем дамам стрессового тактичность, не смог справиться с любопытством:

— За вами, Лидия Владимировна, ухаживают такие красивые и умные мужчины, у вас есть возможность выбора — так как вы сами выбираете того, кто вам больше всех нравится?

Кажется, я покраснела и вместо ответа спросила:

— А что ты знаешь про моих поклонников — и откуда?

Тут уже смутился Феликс:

— Ну, я же не слепой и вижу, какими глазами на вас смотрит Владимир Евгеньевич. Ну а наши бабы — они только и делают, что обсуждают вашу личную жизнь. Вы не думайте, это не со зла, вы им очень нравитесь… Они и рассказывают, какие замечательные молодые люди к вам заходили. Даже пари заключают — есть шансы у Владимира Евгеньевича или нет.

Я хотела было возмутиться, но вместо этого рассмеялась:

— А на что пари, позвольте узнать?

— На торт «Птичье молоко». Кстати, ставки против Владимира Евгеньевича — два к одному, один торт плюс бутылка шампанского.

— Вот сволочи! А как, кстати, они узнают, кто выиграл? Ведь, как ты понимаешь, выбор из почти равных кандидатов — нелегкий процесс.

— Они хорошие, зря вы так. Это все пятая палата, там лежат очень дружные девчонки. Они не собираются расставаться после выписки и надеются оставаться в курсе всех дел.

— А почему они так низко оценили Синицына, разрешите спросить?

— Потому что он ниже других ростом. И самый из них некрасивый, — произнес Феликс очень серьезно, и я вдруг поняла, почему он завел этот разговор: ему было с высокой башни наплевать и на мою личную жизнь, и на моих кавалеров. В последнее время я часто замечала его вдвоем с Фаиной, долговязой хрупкой девицей из пятой палаты; она была выше Феликса почти на голову.

Теперь он терзался уже не от мук отвергнутой любви, а оттого, что так быстро переключился на другую — и опять боялся, что его оттолкнут.

У этой Фаины была интересная история.