И еще — тут я высказываю тебе свое личное мнение — любишь, потому что любят тебя — и до тех пор, пока тебя любят. Я не верю в вечную любовь. И еще. Мы можем любить не один раз, и каждый раз это любовь новая, совсем иная. Однолюбы — это вовсе не святые, а те, кто сам себя лишил новой возможности начать все с начала.
Кажется, на все вопросы Феликса я ответила. Не ответила я только себе: хочу ли я любить? Хочу ли снова надевать на себя оковы? Что мне нужно: легкая необременительная связь, не несущая никаких обязательств, зато массу удовольствий — это мне предлагал Эрик — или настоящее чувство? С Володей легких отношений не получится. Смогу ли ответить на его любовь? Боже мой, о чем я думаю — и сейчас, когда мне нельзя отвлекаться!
Больше в этот вечер мы на эту тему не говорили. Побывали еще в нескольких отделениях, посмотрели еще нескольких больных, причем повсюду я представляла Феликса как коллегу. Несмотря на свое не совсем обычное состояние, я, как ни странно, наслаждалась ролью педагога, а Феликс тоже охотно включился в игру, задавая умные вопросы и с глубокомысленным видом отпуская реплики.
Психиатра в обычной городской больнице далеко не всегда вызывают только к возбужденным, депрессивным или странным пациентам. Вызывают его и тогда, когда не могут своими силами поставить диагноз — всегда проще свалить боли и ощущения неясного происхождения на «сенестопатии»; но обычные доктора поставить психиатрический диагноз не имеют права, поэтому зовут на подмогу нас. Иногда эти больные действительно оказываются «нашими», но гораздо чаще мы полностью исключаем психическую патологию и говорим: «Ищите!»
И лечащие врачи снова и снова повторяют анализы и обследования — и находят. Сенина так спасла жизнь одному больному в терапии: у того были непонятные боли в сердце, но кардиологи ничего не обнаружили. Алина Сергеевна пробеседовала со страдальцем часа два — и заявила, что не видела еще человека в более здравом уме. Тогда его повезли в Институт сердечно-сосудистой хирургии, где у него обнаружили редчайшее поражение сердечного клапана и почти сразу же прооперировали; еще месяц — и ничто бы ему уже не помогло. Я всегда держу в уме эту историю, когда меня просят проконсультировать «ипохондриков». Одну такую пациентку мне как раз и представили в неврологии на шестом этаже.
Медсестра — не та, которая пьет, а другая, мне не знакомая — провела нас к пожилой измученной женщине, лежавшей в большой общей палате и тихо стонавшей. У нее дико болело бедро, она была здесь уже третью неделю, но врачи пока не нашли причину болей. Беседовать с ней было очень трудно: она уже на всех, кто в белых халатах, смотрела, как на врагов. Я несколько раз готова была потерять терпение и прервать нескончаемый поток не относящихся к делу жалоб, но вспоминала про старшую сестру, которая никогда бы себе этого не позволила, и сдержалась. В конце концов мне удалось мысленно отделить зерна от плевел, и, распрощавшись с несчастной, мы с Феликсом вышли в коридор и направились в ординаторскую, где, уронив голову на стопку историй, прямо за столом прикорнул Валентин — он тоже сегодня дежурил. Одного взгляда, брошенного на батарею, было достаточно, чтобы увидеть: Витаминова заначка на месте. Валентин встрепенулся:
— Ну что?
— Ищи грыжу диска, Валентин, или что-то в этом роде.
— А ты уверена, что она не истеричка? Уж больно подозрительно начало ее болезни совпало с тем моментом, когда муж объявил ей о разводе…
— Может, это и не просто совпадение — в депрессии все боли усиливаются. Но причина их — не в ее психике и не в воображении, она реальна и, скорее всего, кроется где-то в позвоночнике. Что же касается истерических черт — то у кого из нас, женщин, они не проявляются, да еще в такой ситуации… Ты со мной согласен, Феликс? Валентин, это наш практикант, познакомься. |