Некоторое время Мэттью и Джеймс именовали себя не как иначе как «Сумеречные Хулиганы». Чуть позже они решили, что им нужно свое личное убежище, в котором они были абсолютно неприкосновенны от родительских нотаций, однако, двери которого были всегда открыты для братьев и сестер; кузина Анна и Люси были всегда желанными гостями, так как всегда были душками.

Таким образом, они арендовали комнату у владельца «Дьявольской таверны», который задолжал Эрондейлам какую-то услугу. Они платили ежемесячную плату и имели все, что им было нужно. Мэттью с чувством глубокого удовлетворения осмотрел глазами их комнату. Со стороны она выглядела очень достойно, для полного счастья здесь не хватало только его друзей.

В честь Апполонского клуба Бена Джонсона, который когда-то проводил свои собрания в этой таверне, бюст бога висел над камином, а надпись на нем, на которой были вырезаны слова прямо чуть ниже головы и плеч, твердила:

Добро пожаловать всем, кто ведет или следует,

К Оракулу Аполлона

Все его ответы божественны,

Сама истина течет в вине.

И, конечно, там было небольшое окошко специально для Джейми, для Джейми, который снова уткнулся в свою книгу, разместив её у себя на коленях. Кристофер сидел у себя в лаборатории, добавляя — не вызывающую никакого доверия — оранжевую жидкость к пузырящийся фиолетовой жидкости, а на его лице читалось полное удовлетворение. Томас сидел на диване, скрестив ноги, и, искреннее пытался немного попрактиковаться с лезвием.

Томас был добросовестным и часто беспокоился о том, как стать настоящим Сумеречным охотником, будучи таким низкорослым. Сестры Томаса были намного выше своего брата. Как, собственно, и все. Тетушка Софи, мама Томаса, всегда говорила, что в один прекрасный день Томас вытянется.

После этого она добавляла, что один из её дедушек был кузнецом и являлся одним из самых высокий людей, что когда-либо видел свет, но он не всегда был таким, лет так до семнадцати он был маленьким, словно горошина. Тетушка Софи была очень доброй дамой, очень красивой и ещё умела очаровывать своими рассказами, повествующими о жизни примитивных.

Мэттью не знал, как мистер Гидеон Лайтвуд мог жить с самим с собой. Мэттью перевернул склянку с настоящим зельем в своем жилете:

— Друзья мои, раз уж мы все собрались в этой комнате, давайте делиться секретами?

Джейми снова завозился с манжетой своей рубашки, чаще всего он делал подобное, когда хотел сделать вид, будто ничего не слышал. Мэттью терзали сомнения, что Джеймс завел себе некую тайную любовь.

Иногда он даже задавался вопросом, мог ли Джеймс рассказать ему что-нибудь сокровенное, если бы он, Мэттью, был другим человеком, более серьезным и надежным. Мэттью не осталось ничего кроме как засмеяться:

— Ну, давайте. Расскажите про жгучую ненависть, которая полыхает у вас в груди. Или про юную леди, что пленила ваше сердце.

Томас покраснел и, выронив нож, сказал:

— Нет.

Тем временем Оскар остановился и подобрал нож, чтобы отдать его Томасу. А он в свою очередь погладил собаку по висящим ушам. Мэттью подошел ближе к углу рядом с лабораторией, хотя прекрасно понимал, что это пропащий вариант:

— Положил ли ты на кого-нибудь свой глаз? — спросил он у Кристофера.

Кристофер посмотрел на Мэттью с тревогой, на что Мэттью вздохнул и приготовился объяснять дальше:

— Есть ли такая юная леди, о которой ты думаешь чаще, чем об остальных? — а потом добавил, — Или, скажем, парень?

На лице Кристофера появилась частица понимания:

— О, я все понял.