Время не ждет. Еще утром ему передали прямое указание из Коканда поторопиться. Оседланный конь-аргамак с обвязанными мешковиной копытами и мешком на морде ожидает в полуверсте от султанского лагеря. Да вот не вовремя проснулся Аблай!

А может быть, все это неспроста — осторожность Нуржана, с которым Малик давно уже внешне подружился, пробуждение султана. Да и сам султан выглядел сегодня настороженным. Или это только показалось?

Лишь один глухонемой джигит-коновод прибыл с Маликом в ставку султана Аблая якобы от Карасакала. Был он беглым башкирским туленгутом, и в Кокандском ханстве оставались два его сына. Глухой не знал, с каким поручением послан его хозяин Малик, но сегодня утром он видел кокандского связного, передавшего Малику лоскут с какими-то письменами. Возможно, глухой заглянул в этот лоскут бумаги, когда убирал шатер, пока Малик разговаривал с прибывшим? Нет, это невозможно: туленгут так же безграмотен, как и глух!..

Вдруг Малик вздрогнул. Из шатра вышел сам султан. В лунной полутьме казалась еще выше и мощнее его крупная фигура. Наметанным взглядом убийца определил, что при султане нет оружия. Может быть, нож в сапоге, но вряд ли успеет тот пустить его в ход.

— Я прогуляюсь на воздухе! — бросил султан на ходу, не поворачивая головы.

— Я с вами, мой султан… — сказал Малик и сделал знак Нуржану. — А ты здесь присмотри, Нуреке!..

Малик не увидел, как усмехнулся султан Аблай. Он бросил на землю свою шашку и прислонил к юрте лук, потому что, по древнему закону, нельзя было идти ночью рядом с ханом человеку с оружием. Аблай уже негласно считался ханом…

Они шли в призрачном лунном свете — впереди Аблай и чуть поотстав от него Малик. Вот он ускорил шаг, и снова напрягалась рука с холодным ножом. Но резко повернулся к нему Аблай.

— Что это там, мой Малик?..

Рука султана показывала во тьму.

— Это… это белый верблюд… — Голос телохранителя задрожал. — Ак-бура!..

— Почему же он оказался здесь?..

— Не знаю, мой султан. С вечера лежал далеко за шатрами!..

— Ну-ка, ну-ка, моя судьба!..

Султан Аблай подошел к белому верблюду. Верблюд начал медленно подниматься на ноги, и во тьме увидел Аблай, как встала дыбом длинная белая шерсть. Это было до того страшно, что даже сам Аблай сделал шаг назад. И вдруг взметнулись к небу гигантские копыта, обрушились куда-то за спину Аблая. В то же мгновение страшный крик боли и отчаяния прорезал тишину ночи. Закричали, засуетились часовые, зажглись факелы в разных концах огромного лагеря.

— Ойбаяй, вы живы, султан?!

Подбежавший первым Нуржан широко открытыми глазами смотрел, как дикий белый верблюд рвет зубами и втаптывает в землю чье-то растерзанное тело. Он было рванулся спасать несчастного, но Аблай остановил его знаком:

— Не нужно, Нуржан, все равно этот человек мертв!

Что-то сверкнуло при свете факела. Нуржан наклонился и взял из руки растоптанного Малика прямой хивинский кинжал. Верблюд, все еще рыча и всхрапывая, поднялся и пошел во тьму. Зубы мертвого Малика были оскалены в страшной улыбке.

— Он… он хотел заколоть вас, мой султан!.. — сказал Нуржан и оглянулся на уже собравшихся людей. — Ак-бура спас вашу жизнь. Это посланец божий!..

Аблай молча повернулся и пошел назад в свою юрту. Так рассказывает об этом случае легенда. Не говорится в ней лишь о том, что спасенный таким чудесным образом султан зло усмехнулся во тьме ночи. Никто не увидел этой усмешки. А султан шел и думал о подброшенном ему со стрелой письме, где в уголке крошечными арабскими буквами было приписано имя того, кто должен был сегодня ночью лишить его жизни.