– Да. Предложение исходит от начальника антитеррористического штаба республики. У генерала есть связи в крупных американских телеканалах. Журналисты несколько раз приезжали, он с ними общался – интервью давал, позволял с пленными бандитами поговорить, доставлял для беседы родственников убитых, еще что-то. Оставили координаты. Он предлагает продать твою видеозапись за границу. И уже созванивался. И переслал им первый видеосюжет. Нам предложили за запись сто тысяч долларов. Гарантия, что оплатят, стопроцентная. Если обманут, тогда мы продадим другим остальные, более интересные записи вместе с первой. Делиться это должно на троих, если ты не возражаешь против посредников.

   Я кое-что слышал о манерах штабных офицеров и командования антитеррористического штаба. И потому решил взять начальника штаба «на пушку», и сразу сказал:

   – Товарищ майор, у меня есть родственные связи через жену с французскими телеканалами, – вдохновенно соврал я. – Я ей недавно звонил. Она уже связалась с Францией. Там предлагают за запись сто тысяч евро. Это без всякой торговли. А ведь можно еще поторговаться! Это, даже при моих слабых математических способностях, все равно получается гораздо больше, чем сто тысяч долларов, и ни с кем делиться мне нет необходимости. Извините уж, но я обойдусь в таком деле своими силами.

   – Даже так!?. – недовольно удивился майор. Он мою жену не знал, и вообще, вероятно, ничего не знал о моей семье, и рассчитывал, как я понял по тону, поживиться на дурачке. – Ладно, я позже тебе позво… Отставить. Позже с тобой свяжусь. А ты, кстати, материал жене отослал?

   – Я напрямую тестю отослал, – снова соврал я, и, кажется, весьма правдоподобно. – Он у меня журналист-международник. А его сын от первой жены, сводный брат моей половины, на каком-то французском телеканале новостями заведует.

   Насчет тестя я сказал правду. У тестя первая жена была француженка, и сын остался во Франции. Правда, он не журналист, а, насколько я знаю, какой-то профсоюзный деятель левого толка. Но это все начальнику штаба знать не обязательно.

   – Как же ты с такой родней в ГРУ служишь? – Ларионов удивился, хотя удивляться здесь было нечему. В ГРУ любят, когда их офицеры имеют какие-то родственные связи с заграницей. Это прямая возможность когда-то этими связями воспользоваться.

   – А почему же нет! – не удивился, а возмутился я. – Я свои связи не скрывал, они во всех анкетах указаны. И могут при каких-то условиях оказаться полезными для службы.

   – Понятно. Ладно. Ты новые сюжеты снимаешь? А то я постараюсь договориться о повышении цены. Мы тоже имеем возможность торговаться. Это, мне кажется, вполне реально.

   – Конечно. Кстати, мой «планшетник» записывает и наш с вами разговор. Но я его вырежу. У меня здесь установлена программа видеомонтажа. Все, что мне не нужно, я вырежу. И что нельзя за границу отсылать, тоже вырежу.

   – Значит, третий репортаж готовишь?

   – Готовлю. Третий будет, как я понимаю, самым интересным. Он, по крайней мере, что-то покажет с близкого расстояния. И должен зрителя впечатлить почти так, как нас впечатлил. Познавательный. Как первооткрытие. Это для телевидения, как я понимаю, важный момент. И текст я наложу отдельной дорожкой.

   – Постарайся, по крайней мере, чтобы текст был без мата.

   – Я, товарищ майор, вообще никогда не матерюсь, и солдатам не разрешаю.

   – До связи, «Семьсот сорок первый», – Ларионов был предельно холоден и расстроен, видимо, моим желанием самому определиться с иностранными телеканалами.