Я почувствовал подъем. В то время я
был почти уверен, что раскрою скрытую процедуру, при помощи
которой участники приходят к согласию.
Время шло уже к вечеру, когда мы отправились. Солнце
почти коснулось горизонта; я чувствовал его на своей шее и
жалел, что у меня нет венецианской шторки на заднем стекле
машины. С вершины холма я мог смотреть вниз на огромную
равнину; дорога была похожа на черную ленту, расстеленную на
земле, вверх и вниз по бесчисленным холмам. Я за секунду
проследил ее глазами прежде, чем мы начали спускаться, она
бежала прямо на юг и исчезала за рядом низких гор на
горизонте.
Дон Хуан сидел спокойно, глядя прямо вперед. Долгое
время мы не проронили ни слова. Мне было неудобно от жары в
автомобиле. Я открыл все окна, но это не помогло, потому что
день был исключительно жарким. Я чувствовал себя
исключительно раздраженным и беспокойным. Я стал жаловаться
на жару.
Дон Хуан сделал гримасу и взглянул на меня испытующе.
- В это время года повсюду в Мексике жарко, - сказал
он, - с этим ничего нельзя поделать.
Я не смотрел на него, но знал, что он следит за мной.
Машина набрала скорость, скользя вниз по склону. Я смутно
увидел дорожный знак "vаdо" - выбоина. Когда я действительно
увидел ухаб, я ехал слишком быстро и, хотя я сбросил
скорость, мы все же ощутили его и подскочили на сиденьях. Я
значительно уменьшил скорость; мы ехали через местность, где
скот свободно пасется по сторонам дороги, местность, где
труп лошади или коровы, сбитой автомобилем, был обычным
явлением. В одном месте мне пришлось остановиться совсем,
чтобы позволить лошади перейти дорогу.
Я стал еще более беспокоен и раздражителен. Я сказал
дону Хуану, что это жара; я сказал ему, что мне всегда не
нравилась жара, с самого детства, потому что каждое лето я
чувствовал духоту и едва мог дышать.
- Но теперь ты не ребенок, - сказал он.
- Жара все еще удушает меня.
- Что ж, голод обычно душил меня, когда я был ребенком,
- сказал он мягко. - Быть очень голодным - это единственное,
что я знал, будучи ребенком, или же мне случалось наедаться
так, что я раздувался и не мог дышать. Но это было, когда я
был ребенком. Теперь я не могу задыхаться и не могу
раздуваться, как головастик, когда я голоден.
Я не знал, что сказать. Я забирался в неверную позицию.
Итак, вскоре мне придется отстаивать такие точки зрения, до
которых мне в действительности нет никакого дела. Жара была
не настолько уж нестерпима. Что меня удручало на самом деле,
так это перспектива вести машину несколько тысяч миль до
цели нашего путешествия. Я чувствовал раздражение при мысли,
что придется утомляться.
- Давай остановимся и купим что-нибудь поесть, - сказал
я. - Может быть, когда солнце сядет, такой жары не будет.
Дон Хуан взглянул на меня, улыбаясь, и сказал, что в
течение длительного отрезка времени не будет ни одного
городка и что он понимает мою политику, которая состоит в
том, чтобы не есть ничего в придорожных буфетах. |