Изменить размер шрифта - +
  Я  пережил момент сильнейшего замешательства,  а
затем  мне пришла в голову мысль, ничего общего не имеющая с
окружающим  и  происходящим,  как и с той целью,  которую  я
поставил  себе, находясь тут. Я вспомнил одну вещь,  которую
моя мать сказала мне, когда я был ребенком.
     Мысль  была отвлекающей и очень неуместной; я попытался
отогнать  ее  и вновь заняться наблюдением, но не мог  этого
сделать. Мысль возвращалась. Она становилась сильнее и более
требовательной,  и  затем я явно услышал голос моей  матери,
которая  позвала меня. Я услышал шлепанье ее тапочек и затем
ее  смех.  Я  оглянулся,  ища  ее.  Мне  представилось,  что
благодаря  какому-то  миражу  или  галлюцинации  я  понесусь
сейчас  во  времени и пространстве и увижу ее, но  я  увидел
только  сидящего  подростка.  То, что я увидел его  рядом  с
собой, встряхнуло меня, и я испытал короткий момент легкости
и трезвости.
     Я  опять  посмотрел  на группу мужчин.  Они  совсем  не
изменили  своего  положения.  Однако  свет  пропал  и  также
пропало  гудение у меня в ушах. Я почувствовал облегчение. Я
подумал,  что  галлюцинация, в которой я слышал голос  своей
матери,  прошла. Ее голос был таким ясным и живым. Я вновь и
вновь  думал,  что  на мгновение этот голос чуть  не  поймал
меня.  Я  мельком заметил, что дон Хуан смотрит на меня,  но
это не имело значения.
     Меня гипнотизировало воспоминание о голосе моей матери,
позвавшем  меня.  Я  отчаянно  старался  думать  о  чем-либо
другом.  И потом я вновь услышал ее голос так ясно, как если
бы она стояла у меня за спиной. Она позвала меня по имени. Я
быстро  повернулся,  но  все, что я увидел, так  это  силуэт
хижины и кустов за ней.
     То,  что  я услышал свое имя, привело меня  в  глубокое
замешательство.  Я  невольно застонал. Я  почувствовал  себя
холодно  и  очень одиноко и начал плакать. В этот  момент  у
меня появилось ощущение, что я нуждаюсь в ком-то, кто бы обо
мне  заботился. Я повернул голову, чтобы посмотреть на  дона
Хуана;  он смотрел на меня. Я не хотел его видеть и  поэтому
закрыл  глаза.  И  тогда  я увидел свою  мать.  Это  не  был
мысленный  образ моей матери так, как я обычно о ней  думал.
Это  было  ясное видение ее, стоящей рядом.  Я  почувствовал
отчаянье. Я дрожал и хотел убежать. Виденье моей матери было
слишком  беспокоящим,  слишком чуждым тому, что я  искал  на
этом  пейотном  собрании. Однако не было,  пожалуй,  способа
избежать этого.
     Вероятно,  я мог бы открыть глаза, если б действительно
хотел,  чтоб  видение  исчезло, но вместо этого я  стал  его
детально  рассматривать. Мое рассматривание было больше, чем
простое  смотрение   на   нее;   это   была  подсознательная
скурпулезность  и  тщательность.  Очень  любопытное  чувство
охватило  меня,  как  если  б это было внешней  силой,  и  я
внезапно  почувствовал ужасающую тяжесть любви моей  матери.
Быстрый переход