Дик поглядывал на Настю. Вернее, на ее попу, обтянутую джинсами. Он был дважды женат — на югославке и польке. Русской у него еще не было.
— Могу я пригласить тебя на ланч?
Настя обернулась и увидела лицо Дика совсем рядом. У него были очень светлые, будто прозрачные глаза и крупный нос. «Когда у мужчины большой нос, то и член у него тоже большой», — вспомнила Настя вычитанное наблюдение автора книги «Happy hooker».
— Да, пожалуйста, — засмеявшись, ответила она.
Они поехали на «Кадиллаке Севиль» Дика в «Гринблатц» — гастрономический магазин с ресторанчиком.
Девочки-официантки разносили «тазики» с салатами. Все они, конечно, были временными официантками, потому что на самом деле были в актинг. Как и в модном кафе «Мусташ», как и в недавно открывшемся «Казино». Настя заказала сандвич и пиво. К ее удивлению, Дик пил перие. Ему принесли жареную форель с орехами, Насте — большую булку. В Москве такая называлась «Городской» и стоила семь копеек. Настя сняла верхнюю часть сандвича.
— Тебе не очень нравится эта еда… А сама ты готовишь?
— Я мало ем из-за работы. Но иногда люблю устроить большой обед. Русский, например. Но не как в кофи-шопе на Ферфаксе, а настоящий.
— Из-за того, что обе мои жены были слав, я научился кое-какой вашей кухне. — Дик сам засмеялся и на «слав», которые звучали, как «слэйв», и на «кухню», которая могла многое значить.
— Разве американские мужчины любят готовить?
— Опять же, из-за славянских жен, я не совсем типичный американец.
Несмотря на стоимость «Севиль», сиденья в нем тоже были раскалены. Многие в Лос-Анджелесе, выходя из машин, клали на руль и водительское место полотенца.
— Мне кажется, ты не очень довольна ланчем… У меня предложение — я устрою обед. И ты мне скажешь — научился я чему-нибудь у славянских жен или напрасно был женат, о'кей? — Дик достал визитную карточку из портмоне, распухшего от кредитных карт. — Вот. Позвони мне утром. Возьми с собою подругу, если хочешь. В арбитры.
На карточке почему-то не было указано, что Ричард Спикс wine merchant. Был только адрес и телефон.
На траве, выжженной и редкой, прямо под окнами Настиного сингла, сидели Ромкин отец и профессор из Москвы.
— Куда бежишь, красавица? Посиди, поговори с мужиками. — Ромкин отец считался бабником. Скорее всего потому, что любой группе меньшинства свойственно выделять отдельных представителей на роль успешного бизнесмена или неудачника, примерного семьянина или бабника. Настя крикнула, что некогда, и открыла дверь в квартиру.
Она задернула шторы на окнах, собираясь снять джинсы, прилипшие и впившиеся между ягодиц… Под джинсами ничего не было. Бабник и профессор так и сидели под окнами. Она сделала себе Порки-Пиг из апельсинового сока с водкой, оставленной еще Другом, и, плюхнувшись на диван, позвонила ему. Обивка дивана колола голый зад. Настя подумала, что ткань уже успела «износиться», и вспомнила, что живет в этой квартире пять месяцев.
— Можешь поздравить меня, Дружок. Я познакомилась с американцем. Ты должен быть рад — все в Америку меня посылаешь. Пригласил на обед. Дик зовут.
— Дик на сленге значит «хуй».
— Этого я не видела. Пока еще. Дик — это уменьшительное от Ричарда…
— Никому не приходило в голову называть Никсона Диком.
— Ну, потому что он и не уменьшительный… А Джимми не значит «хуй» на сленге!
— Если ты о Картере, так его и без сленга считают «Диком». |