Настя подумала о своих причинах. Подсознательно она искала самовыражения в моделинг, выхода своим эмоциям, переживаниям. Но так как связаны они в основном были с эмиграцией, с воспоминаниями о Москве, с неустроенной личной жизнью, то и на фотографиях выглядели слишком трагедийно. Софистикейтед. Чтобы рекламировать шорты для джоггинг или воздушный лосьон для кожи, вовсе не нужна была трагедия. Надо было быть, как говорил Друг, «беззаботной калифорнийской девочкой» — ня-ня, ля-ля, найс, изи, плиз пипл…

— Саша, ты можешь думать что угодно — я плохая, жестокая, — но я не собираюсь переезжать с тобой в другую квартиру, а собираюсь поехать в Нью-Йорк! — Настя ходила по комнате: «Пусть я буду эгоисткой. Можно подумать, что это так легко. Эгоисты всегда одиноки, всегда одни борются!»

— Настя, что же ты со мной делаешь? Ты мне сердце разрываешь! Я же люблю тебя, а ты… Куда ты уходишь, Настенька. Мне жить не хочется…

Настя все ходила, уговаривая себя: «Не поддавайся, не поддавайся! Конечно, ему не хочется жить, как раньше. Ходить в мексиканские дискотеки, искать там кривоногих мексиканок, разговаривать на тарабарском языке. Сидеть перед TV с Ромкой или бегать в «Пуссикэт» и говорить «we want fuck!», как они делали в первые месяцы, не зная, что никакого фака там нет. Он же на седьмом небе оказался, когда я у него появилась. Баба, своя, русская! С которой он про Москву может говорить и ебать, когда хочет, может и охуевать! Сам говорит, что я даже его научила!»

— Настя, ты подумай — эта твоя Джоди лгунья и блядь! Я таких баб в Москве видел, у нее же на роже написано, кто она. Какой Нью-Йорк? Какое агентство? Этот Касабланка и не числится там!

Касабланки действительно в Нью-Йорке не было… В «Модел Менеджмент» — филиал «Элит» — никто о Насте не знал. Был уже февраль месяц.

— Вместо того чтобы поддержать меня, ты, наоборот, только сомнения в меня вселяешь! Я и так неуверенная, а ты…

«Я сама стала трусихой, — подумала Настя. — От мужа уйти не боялась, эмигрировать не боялась, а сейчас — боюсь? Или это что-то другое?»

— Иди домой, Саша. Извини, но я ужасно устала. Фотограф измучил меня. Отснял двенадцать роллов пленки. Двенадцать!

— Я не знаю, что это значит. И я сейчас уйду. Сейчас я только позвоню, попрощаюсь… — он выпил и придвинул к себе телефон.

По первым цифрам набираемого им номера Настя узнала телефон его родственников. Она взяла аппарат и унесла в Vanity room. Саша пил из бутылки, когда она вернулась.

— Все, я ухожу. Насовсем. Все, — он качаясь подошел к двери, посмотрел на Настю, махнул рукой и, сказав: «Эх…», выбежал из квартиры.

Настя постояла посередине комнаты, потом взяла ключи и побежала за Сашей.

Шел дождь. «Почему у меня в жизни, как в каких-то дурацких фильмах. Как в В movies. Арчи с пистолетом… Саша под дождем…» Сашу она увидела бегущим по газончику мокрой и скользкой травы. Он несколько раз чуть не упал. По Кловердэйл ехала машина, медленно, в поисках паркинга. В лучах фар сыпал мелкий, частый дождь. Настя увидела Сашу, оттолкнувшегося будто от дерева к машине. Она побежала и успела схватить его за плечи. Он упал на капот. Водитель выскочил из машины, пряча голову под газетой «Woman's Wear Daily». На обложке была Настина фотография.

— Он сумасшедший? Что он делает? Он болен? — кричал владелец машины, с которой Настя стаскивала Сашу.

— Простите.