Изменить размер шрифта - +
 — Про щуку в паровозе.

Никто не обратил на него никакого внимания.

— Мужики, ну чего вы стоите-то, мать вашу так? Мне Ерохин уже третий раз дал по мозгам!.. И дамочка опять звонила!..

— Да мы идем уже!

— Да отвяжись ты, Боря!..

— Мужики, а я в отпуске с понедельника.

— Подписали?!

— Сам не верю! Я думал, усиление это, то, се — ни за что не подпишут. И я ему говорю: ну, това-арищ полковник, ну войдите в мое положение, у меня жена, теща, а вы меня не пускаете!.. А он мне…

— Уйду я от вас, — сказал Максим Вавилов, задрав щетинистый подбородок к темному небу, которое над домами уже синело, а над дорогой казалось темным, плотным. — Энвепе в школе преподавать!

Он взгромоздился на переднее сиденье «Волги», рядом с водителем Серегой, который с места в карьер начал рассказывать про свои шесть соток и про то, как в прошлом году жена собрала с одной грядки ведро баклажанов, а в этом на спор с соседкой собирается снять столько же красного перца.

А соседка ей — перец в наших широтах не растет!

А жена соседке — это вы растить не умеете! Нужно не лениться, а еще в феврале…

А соседка на это — да чего в феврале, когда в августе как пить дать заморозки будут, и весь лист чернотой побьет!

А жена в ответ — надо по лунному календарю сажать, и тогда до заморозков успеет вызреть, а если не успеет, то заранее снять и под кроватью разложить или еще в какое место, лишь бы темно и сухо…

— Серег, — перебил Максим Вавилов, его качало на сиденье, фонари качались перед глазами, и то ли от Серегиных баклажанов, то ли от недосыпа было тошно. И мужики на заднем сиденье перебрехивались вяло, смолили какую-то махру, от которой еще больше мутило. — Серег, вот ты мне скажи как на духу… Нет, как перед проверяющим из главка…

— Типун тебе на язык, Макс!

— ..зачем тебе ведро баклажанов?

Водитель посмотрел на него, как инквизиторы на Галилея, в момент утверждения им, что Земля вертится.

— Как зачем?! А зимой чего мы жрать будем?!

— Баклажаны?

— И баклажаны! И перчик, и картошечку, и огурчики, и помидорчики маманя солит, пальчики оближешь, и лечо варит, а из смородины вино делает, женский пол очень его обожает, а тесть на калгане водку настаивает, так ее под огурчик, да под картошечку, да судачка — у нас их алкоголики-браконьеры носят!.. А еще…

— Я жрать со вчерашнего дня хочу, — мрачно заявил Максим Вавилов. — Только баклажаны можно на базаре купить, а ты каждую пятницу по четыре часа в пробке стоишь, до своих Луховиц как раз, а потом еще в воскресенье четыре часа пилишь в Москву! Оно тебе надо?

Святая инквизиция стала потихоньку наливаться праведным гневом.

— А тебе чего, не надо, Макс? Ты чего, богатый, что ли, на рынке баклажаны ведрами покупать?!

— Да они в августе не стоят ничего!

— А я все равно не миллионер, чтобы на базаре ведрами покупать! И потом, свое самое лучшее, с грядки, свежее! А откуда я знаю, чем там этот урюк, который продает, свои баклажаны поливал! А мы только навозцем, только свежим, земля — хоть ложкой ешь, а ты говоришь — на базаре!..

— Да я не говорю!..

— Ну и молчи, раз ни черта не понимаешь! Полстраны своими шестью сотками живет, а этот выискался, не надо ему!..

— Да я молчу.

— Ну и молчи.

— Мужики, мужики, — вступил с заднего сиденья лейтенант Бобров. — Приехали уже. Серег, ты куда попер?! Здесь направо надо было!

— А чего он ко мне вяжется!

— Вавилов, не вяжись к нему!

— Пойду энвепе преподавать.

Быстрый переход