Дэниел какое-то мгновение стоит так неподвижно, как будто совсем меня не слышал. Но тут я замечаю, как он закипает от гнева, и проглатываю остальные причины, которые собиралась назвать.

— Как всё сходится, тебе не кажется, Од? — спрашивает Дэниел. —Так о ней говорят только парни.

Я отшучиваюсь:

— Конечно, Дэниел. Она звезда «Руби», и все в неё влюблены. Или, — с сарказмом добавляю я, — она психованная, что доведёт тебя до самоубийства или сама убьёт в приступе ревности ещё до нашего отъезда. Лучше спи с открытыми глазами.

— Ты не знаешь её так, как я, — игнорируя мои остроты, отвечает он. — Она больше не такая. Все мы уже не те, что были раньше, Одри. Всё изменилось.

— Что? — Я кривлю губы. — Ты начинаешь говорить как папа. Откуда вот ты знаешь, что она не просто…

Дэниел кладёт ладони на мои плечи и наклоняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Хватит волноваться обо мне, — говорит брат. В его словах резкая боль… отрицание. Я не мама — вот что он хочет сказать, хоть и не произносит вслух. Должно быть, по выражению моего лица он замечает, как сильно задел меня, потому что выжимает из себя улыбку и прибавляет: — К тому же, если придётся, я смогу постоять за себя в женской перепалке.

Я издаю стон и сбрасываю с себя его руки. Он не собирается меня слушать, но, думаю, это уже не имеет значения. Завтра мы с Дэнелом отправимся к нашей бабушке. «Или обратно в Финикс», — с надеждой думаю я.

— Ладно, — на выдохе говорю я ему. — Делай, что хочешь. Я собираюсь немного побродить по отелю. Но если ты вдруг передумаешь насчёт кино…

— Не передумаю, — быстро отвечает Дэниел. Он морщится, хватается за голову и бормочет: — К тому же, эта головная боль меня просто убивает. Увидимся позже.

Слегка заторможенный, мой брат поворачивается, чтобы уйти. Я наблюдаю, как он идёт к лифту и, пошатываясь, входит в кабину.

***

В широком коридоре, украшенном картинами в позолоченных рамах, царят тишина и покой. Безмятежность. Я останавливаюсь у картины с надписью «ОТЕЛЬ „РУБИ“, 1936». Это общий вид здания, выполненный в чёрно-белых тонах. Отель выглядит более внушительно, чем сейчас, но, наверное, это из-за его возраста. Перед зданием стоит группа людей, они все нарядно одеты и улыбаются. Может быть, это те капиталовладельцы, что помогали построить «Руби»? Я наклоняюсь ближе, пытаясь найти кого-нибудь, кто был бы похож на Элиаса, заглянуть в его прошлое.

— Теперь может сложиться впечатление, словно я тебя преследую.

Я подпрыгиваю на месте, а потом смеюсь, обнаружив в нескольких шагах от себя Элиаса, который стоит, прислонившись плечом к стене, отделанной узорчатыми обоями.

— А ты меня преследуешь? — спрашиваю я.

Он пожимает плечами, как будто так вполне может быть. Элиас протягивает мне розу, и я, польщённая, краснею всеми оттенками красного, принимаю цветок и вдыхаю его аромат. Лёгкий и пудровый. Волшебный.

Элиас улыбается, и вот что самое странное — я понимаю, что мы оба растеряны и смущены тем почти состоявшимся в его комнате поцелуем, но мы оба не хотим перестать вот так вот встречаться. Моё сердце бешено стучит в груди, и я встаю у стены напротив него.

— Как ты? — спрашивает он. — Я сразу почувствовал себя жутко несчастным, когда ты ушла.

— Ещё бы, — дразнясь, отвечаю я. — Но, если тебе станет от этого легче, в лифте у меня состоялась милая беседа с Кэтрин, так что я обошла тебя с большим перевесом.