— Ты прав, — безмятежно говорит он. Мы с Дэниелом обмениваемся взглядами, не уверенные в том, что за этой маской спокойствия не скрывается его злость на нас. — Я изменился, Дэниел. Наконец-то, моё сознание прояснилось. И теперь я сделаю всё, чтобы мы были вместе. Навсегда.

Ну ладно. Искренность в глазах отца только способствует тому, что своим видом и словами он напоминает психически неуравновешенного лидера культа. Теперь, когда наша беседа действительно стала странной, я поднимаюсь со своего стула.

— Спасибо за ланч, папа, — говорю я, — но мне пора. Я встречаюсь с друзьями у бассейна. Увидимся позже?

Дэниел, отодвинув в сторону свою чашку, тоже встаёт, словно я нашла отговорку и его уходу. Ловко.

— Рад слышать, что ты с кем-то подружилась, — говорит папа. Я ожидаю, что сейчас он начнёт ворошить прошлое и указывать мне на мои ошибки, что я наделала после смерти мамы, но ничего такого не происходит. Должно быть, он имел в виду именно то, что сказал. — Давайте посмотрим кино, — предлагает он нам с Дэниелом. — Около шести?

— Конечно, — отвечаю я. Мы уже сто лет как не ходили в кино с отцом. По мне прокатывается волна ностальгии, и я улыбаюсь брату. Дэниел закатывает глаза — он по-прежнему скептически относится к чистосердечию нашего папы. Пробормотав какой-то уклончивый ответ, брат берёт меня за руку и тащит к выходу. С тех пор, как мы приехали в «Руби», Дэниел всё чаще перечит отцу. С каким-то новым негодованием, злостью.

— Тебе незачем было вести себя так грубо, — говорю я, когда мы выходим в заполненный людьми вестибюль. Льющийся из окон свет поначалу ослепляет, делая комнату похожей на размытое пятно. Мимо нас проплывают в воздухе пылинки. Когда мои глаза привыкают, люди исчезают, в этом огромном помещении только мы с Дэниелом. Я озадаченно осматриваюсь, в то время как мой брат начинает говорить.

— Он думает, что вот так может стереть всё? — спрашивает мой брат. — Что после кино мы забудем прошлое? Нет. Неужели он считает нас настолько тупыми?

— Он не считает нас тупыми, — говорю я. — Возможно, он передумал насчёт бабушки Нелл. Ведь теперь папа проводит с нами больше времени. А мы с тобой такие классные! — Я улыбаюсь, пытаясь поднять Дэниелу настроение. Понимаю, считать так наивно, но часть меня хочет верить, что мой отец действительно мог измениться.

Мой брат почёсывает голову, как раз именно в том месте, где мне привиделась рана, и я отвожу взгляд. Несмотря на свою роскошь, вестибюль внушает страх. И куда все подевались?

— Слушай, — извиняющимся тоном говорит Дэниел. — Я ещё не готов простить его, понимаешь? Другое дело ты и я, — он указывает пальцем на себя и на меня, — у нас всё хорошо. В любом случае.

— И навсегда, — зловещим голосом произношу я, повторяя странное папино заявление. Дэниел смеётся и толкает меня в плечо, словно злится на меня за то, что я его развеселила.

— Прямо как в грёбаном «Полтергейсте», — ухмыляясь, говорит он. Потом тяжело вздыхает и оборачивается в сторону лифта. — Я хочу принять душ. И прости, но можешь не рассчитывать на меня. Я не в настроении смотреть с вами кино.

— Ладно, — говорю я. — Но… — Возможно, сейчас не время, но я уже не в силах остановить свой вопрос. — Ты собираешься встретиться с Кэтрин?

Брат кивает.

— Да. А что?

Он уже начал защищаться? Но я всё равно продолжаю:

— Она отвратительная, Дэниел! — Я поднимаю руку и начинаю загибать пальцы, называя причины, подтверждающие это. — Во-первых, она грубо ведёт себя со мной, почти что угрожает. Во-вторых, Джошуа, носильщик, сказал, что она ударила его. Ножом, знаешь ли. И я не уверена, что это он так пошутил.