|
Еще почтенный аббат намекнул, что женщине в моем возрасте пора бы иметь ребенка и что, стань я матерью, преследующее меня наваждение прошло бы само собой. Мне сделалось стыдно, я не стала ему объяснять, в какой позорный тупик зашли мои отношения с мужем. Эшил утверждает, что он эллин как по имени, так и по духу и что в Афинах все его гнусности почитались бы за невинные шалости. Муж на словах дает мне свободу, но, заведи я ребенка от кого-то другого, он тут же заклеймит меня как распутницу. Можешь не сомневаться, все так и произойдет. Таким образом, я обречена на бездетность, и советы доброго аббата мне, увы, ни к чему.
Граф Сен-Жермен, о котором я тебе тоже писала, прислал мне три своих новых рондо. Игра на виоле — мое единственное утешение, Возможно, я даже осмелюсь сочинить что-то сама, раз уж все мое время не заполнено почти что ничем. По настоянию Сен-Жермена я заказала у Маттеи виолончель. Я уже брала уроки игры на этом удивительном инструменте и была просто поражена. По форме он напоминаете скрипку, но его держат между колен, как виолу да гамба.[2] Однако звучит он совсем не так, как виола, и поначалу меня это смущало. Теперь же все сомнения позади. Виолончель определенно откроет передо мной дорогу к чему-то еще не изведанному. Как-нибудь я приеду с ней в твой монастырь и сыграю — ты тоже будешь поражена. …Я надеюсь, что Божией малостью с тобой все благополучно. Прошу, молись о моих сновидениях, и я перестану просыпаться с душой, переполненной страхом и нечистым восторгом. Я стыжусь такое писать, но это правда. Уже трижды я побывала на вершинах экстаза, и всякий раз, просыпаясь, ужасалась сама себе. Но вечерами теперь, когда Эшил уходит к приятелям, все мое тело изнывает от предвкушения наслаждения. Что мне делать, если меня предает моя плоть? Пять лет назад, когда отец отправил тебя в монастырь, вместо того чтобы выдать замуж, я сочла его деспотом. Сегодня я сожалею, что он не проделал того же со мной. Он рассудил, что для девушки с изуродованной ступней (как будто кто-либо, кроме мужа, увидит ее) нет иного удела, чем постриг. Впрочем, ты и сама отчасти виновата в том, что произошло. Ты ведь всегда утверждала, что церковь — твое истинное призвание, но, когда я теперь вспоминаю, как мы рыдали перед твоим отъездом, сердце мое сжимается от тревоги. И отец, умирая, признался, что твоя участь никогда не переставала его беспокоить. Ах, скажи мне, что ты счастлива, моя дорогая сестра! Я хочу верить, что хотя бы одной из нас повезло. И все же я никогда не считала, что физический недостаток может помешать тебе по-иному устроить свою судьбу. Будь снисходительна ко мне, моя Доминик. Сегодня вечером у меня словно мутится рассудок. Если бы ты видела Эшила с Боврэ и в компании ему подобных развратников, с тобой происходило бы то же. Я сейчас совершенно беспомощна. Мне остается только сидеть и ждать, когда прибудет заказанная виолончель и этюды, которые обещал сочинить для меня Сен-Жермен. Возможно, это поздняя ночь водит моей рукой по бумаге, и потому у меня получается Бог знает что. Общение с Эшилом не позволяет мне быть беспристрастной в суждениях. Матушка не зря говорила, что глупо переживать из-за вещей, которые нельзя изменить. А Эшил определенно измениться не может. Что ж, у меня остается музыка. Я более счастлива, чем Клодия д'Аржаньяк. У нее тоже нет детей, зато есть муж-картежник, приведший в расстройство свои денежные дела. Состояние Эшила пока не затронуто, и ему все равно, на что я трачу деньги, пока это не ущемляет его интересов. Доброй ночи, дорогая сестра. Да познаешь ты покой, который превыше мирской суеты, и да будут твои сны безмятежны, С нежной привязанностью и покаянной любовью остаюсь твоей преданной сестрой, Люсьен де Кресси
ГЛАВА 3
Графиня д'Аржаньяк завтракала, когда в столовую вошла Мадлен де Монталье. |
