Так что… - доцент значительно поджал полные красные губы, траурно оттененные усами, - всякое могло статься. А все почему? Выдвинуться хотел и работой себя перегружал сверх меры. Бывало, когда ни уходишь из института, а во флигеле у него все окна светятся. У нас в институте многие посмеивались. Кривошеин, мол, хочет сделать не диссертацию, а сразу открытие… Вот и дооткрывался, теперь поди разберись.
- Понятно, - следователь снова скосил глаза на бумажку. - Вы упоминали, что у Кривошеина была близкая женщина. Вы ее знаете?
- Елену Ивановну Коломиец? А как же! Таких женщин, знаете, немного у нас в городе - оч-чень приметная, элегантная, милая, ну, словом, такая… - Гарри Харитонович восполнил невыразимое словами восхищение прелестями Елены Ивановны зигзагообразным движением рук. Карие глаза его заблестели. - Я всегда удивлялся, да и другие тоже: и что она в нем нашла? Ведь у Кривошеина - конечно,» де мортуис аут бене, аут нихиль «, но что скрывать? - сами видели, какая внешность. И одеться он никогда не умел как следует и прихрамывал… Приходила она к нему, наши дома в академгородке рядом, так что я видел. Но что-то последнее время я ее не замечал. Наверно, разошлись, как в море корабли, хе-хе! А вы думаете, она тоже причастна?
- Я пока ни на кого не думаю, Гарри Харитонович, я только выясняю. - Онисимов с облегчением поднялся. - Ну, благодарю вас. Надеюсь, мне не надо вас предупреждать о неразглашении, поскольку…
- Ну, разве я не понимаю! Не стоит благодарности, мой долг, так сказать, я всегда пожалуйста…
После ухода доцента Матвей Аполлонович подставил голову под вентилятор, несколько минут сидел без движений и без мыслей. В голове жужжанием мухи по стеклу отдавался голос Хилобока.
» Постой! - следователь помотал головой, чтобы прийти в себя. - Но ведь он ничего не прояснил. Битый час разговаривали и все вроде бы о деле - и ни-че-го. Ф-фу… ученый секретарь, доцент, кандидат наук - неужели темнил? Ох, здесь что-то не то!«
Зазвенел телефон.
- Онисимов слушает.
Несколько секунд в трубке слышалось лишь прерывистое дыхание - видно, человек никак не мог отдышаться.
- Товарищ… капитан… это Гаевой… докладывает. Так что… подследственный бежал!
- Бежал?! Как бежал? Доложите подробно!
- Так что… везли мы его в» газике «, Тимофеев за рулем, а я рядом с этим… - бубнил в трубку милиционер. - Как обычно задержанных возим. Вы ведь, товарищ капитан, не предупредили насчет строгого надзора, ну, я и думал: куда он денется, раз документы у вас? Ну, когда проезжали мимо горпарка, он на полной скорости выпрыгнул, через ограду - и ходу! Ну, мы с Тимофеевым за ним. Только он здорово по пересеченной местности бегает… Ну, а стрельбу я открывать не стал, поскольку не было ваших указаний. Так что… все.
- Понятно. Явитесь в горотдел, напишите рапорт на имя дежурного. Плохо работаете, Гаевой!
- Так что… может, какие меры принять, товарищ капитан? - уныло спросили в трубке.
- Без вас примем. Быстрее возвращайтесь сюда, будете участвовать в розыске. Все! - Онисимов бросил трубку.
» Ну, артист, просто артист! А я еще сомневался… Он, конечно, он! Так. Документов у него нет, денег тоже. Одежды на нем всего ничего: брюки да рубашка. Далеко не уйдет. Но если у него есть сообщники, тогда хуже…«
Через десять минут появился еще более согнувшийся от сознания вины Гаевой. |