— Селина заплатила мне, много, — сказал он. — Но Рид может заплатить мне вдвойне. Зависит от того, что я сделаю и насколько сильно это сведет с ума твоего бойфренда.

Маленькая часть меня — тень, которая хранила воспоминания о нападении — хотела уйти, проигнорировать то, что случилось, отступить в темную и безопасную часть моего разума. В ящик отрицания. Этой частью меня двигали страх и магия, которые были самыми могущественными врагами. Это было той же частью меня, к которой взывал его гламур.

Но эта часть меня не держала меч, не обрела семью, не охраняла свой Дом. Остальная я была сильнее, более опытная и менее напуганная. Я проигрывала битвы, но и выигрывала их, и я знала, что смысл всего был не в победе, а в том, чтобы собраться и идти дальше. Такова была жизнь.

Может, у меня больше и не было иммунитета к гламуру, но я определенно не собиралась вот так сдаваться. Не ему. Я оттолкнула ту часть себя, которая хотела спрятаться, закрыла ее там, куда его магия не могла добраться.

— Две вещи, мудак. Во-первых, что бы Эдриан Рид ни сделал с тобой, бледнеет — чертовски бледнеет — по сравнению с тем личным адом, который тебе устроит Этан Салливан, если ты хотя бы сломаешь мне ноготь. А во-вторых, мне не нужно, чтобы он или кто-либо еще сражался за меня.

Я ударила его локтем, попав в челюсть с приятным хрустом. Гламур испарился, когда он зарычал и поднял руки, чтобы вытереть кровь, которая катилась по его лицу. Я воспользовалась этим преимуществом, пытаясь ускользнуть по полу поезда, теперь скользкому от пота и крови, но он схватил меня за лодыжку. Я выругалась, ударив его ногой, пока он полз ко мне с окровавленными зубами, надеясь, что он откусил кусок своего языка.

Он потянул меня назад, впиваясь острыми ногтями в мою кожаную одежду. Я перевернулась на спину, и он победно улыбнулся, навалившись на меня.

— К твоему сведению, это была уловка, — сказала я с улыбкой, затем ударила его коленом в промежность — или попыталась. Он отклонил удар своим коленом, ударив меня спиной об пол достаточно сильно, чтобы перед моими глазами засверкали звезды. Быстрая карма для слишком большого эго, — подумала я, слыша тренировки Катчера у себя в голове.

— Я не мажу, — ответил Бродяга, но это было не актуально. Поезд качнулся, замедляясь, приближаясь к следующей станции.

— Учитывая, что я жива, у тебя целый год полетел к черту.

Когда он схватился за край сиденья, чтобы удержаться от падения, пока поезд замедлялся, я воспользовалась своим шансом, вонзившись указательными пальцами в изгиб его локтя. Он закричал, отпуская руку, и упал назад от резкого торможения.

Я вскочила на ноги, голова все еще кружилась от его удара, и ударила его в ребра, затем скользнула по полу, чтобы схватить свой кинжал.

Поезд остановился, и двери открылись. Мы оба посмотрели, как маленькая девочка в футболке в горошек запрыгнула внутрь, ее черные волосы были собраны в милые хвостики по обе стороны ее головы.

— Поторопись, мама! — прокричала она, оглядываясь через двери на маму, чьи глаза расширились от вида, открывавшегося в вагоне — окровавленного вампира с одной стороны вагона, и меня с другой, с кинжалом в руке, смотрящую на него как палач, готовую привести в исполнение наказание, которое он давно должен был понести.

Мир застыл.

Бродяга ждал моего хода, ребенок ждал свою мать, а ее мать уставилась на нас с ужасом, который приковал ее к месту.

Взгляд ребенка переместился ко мне и опустился на кинжал, затем на окровавленного вампира.

Я могла бы шевельнуться. Я могла бы броситься вперед, пронзить его черное сердце. Но перед ребенком? Должна ли я превращаться в один из ее ночных кошмаров?

К несчастью, недолгий миг сомнений — вот все, что ему было нужно.