Грейшотт взглянул на Уоррена в ожидании ответа, и тот, сделав над собой усилие, дабы сосредоточиться, поскольку ему было трудно думать о чем-либо, кроме Нади, ответил:

— Да, конечно, помню.

И вдруг каким-то странным голосом, как если бы это произнес совершенно незнакомый человек, а не она, Надя спросила:

— Вы сказали, что царь, по всей видимости, умрет?

— Так написано в газетах, — подтвердил мистер Грейшотт. — По правде говоря, согласно сообщению «Морнинг пост», врачи считают его безнадежным.

При этом он в изумлении смотрел на Надю.

Она закрыла лицо руками, а сидевший вблизи от нее Уоррен понял, что она с трудом пытается сохранить самообладание.

Уоррен многозначительно посмотрел на мистера Грейшотта, одновременно сделав незаметный знак рукой, и секретарь понял, что следует оставить их наедине.

Он быстро вышел из зала.

Когда за ним закрылась дверь, Уоррен обнял Надю и привлек к себе.

— Думаю, мы услышали то, что имеет для тебя особую важность, ненаглядная моя, — предположил он.

— Если царь умрет, я спасена! — ответила она дрожащим голосом. — Ах, если бы мама была сейчас жива!

Уоррен крепче обнял ее.

— Расскажи мне обо всем этом, дорогая, — попросил он. — Я надеялся, что ты так или иначе поделишься со мной, когда нас побеспокоил Грейшотт.

— Я хочу, чтобы ты знал, — покачала головой Надя, — мне ненавистны любые секреты от тебя — Тогда пусть между нами их не будет.

Она подняла к нему лицо.

Несмотря на слезы в глазах, она казалась Уоррену необычайно преобразившейся.

Не только от любви к нему ее глаза лучезарно сияли.

Он вдруг почувствовал: горе, причин которого он все еще не понимал, покинуло ее, она обрела свободу, и стала сама собой, и воскресла для всех радостей и веселья, присущих молодости.

Она перевела дух и произнесла:

— Мое настоящее имя — княжна Надя Кожокина. Мой отец был князь Иван Кожокин.

— Ты русская! — воскликнул Уоррен.

— Ну да, наполовину русская, — кивнула Надя. — Ты ведь догадывался, что я не вполне англичанка.

— Я был в этом уверен, — уточнил он. — Однако расскажи мне свою историю.

— Мама была дочерью британского посла в Санкт-Петербурге. Папа мгновенно влюбился в нее, когда они впервые встретились, и она полюбила его с первого взгляда.

Потом девушка вымолвила, как бы превозмогая себя»

— Они должны были просить разрешения на брак у Александра Третьего, потому что папа происходил из царского рода. Царь согласился на их брак с большой неохотой, при этом поставил условие, чтобы они отправились на жительство в принадлежащее отцу большое имение, расположенное вблизи австро-венгерской границы.

Надя умолкла, словно воскрешала в памяти картины прошлого.

— Они были очень, очень счастливы и никогда не жалели о том, что пришлось распрощаться с веселым времяпровождением, а вернее сказать, с интригами и хитросплетениями петербургской жизни.

— Так это в России ты научилась так хорошо ездить верхом?

— Я и в Венгрии ездила на лошадях, — ответила Надя, — но на этом моя история не заканчивается.

— Я слушаю тебя, моя милая, моя прекрасная.

— Никогда не забуду, как счастливы мы были у нас дома. Однако отец тяжело переживал убийство Александра Второго террористами тринадцать лет назад и то, что его сын, вступивший на престол, пересмотрел все реформы, проводившиеся до того в стране, и провел так называемые «контрреформы».