— Как можно быть уверенным в этом?

Уоррен улыбнулся.

Он применил против Магнолии самую действенную из всех возможных угроз, чем навсегда избавил Надю и себя от ее козней.

Ее безупречное лицо являлось единственным, что имело для нее существенное значение: потерять свою красоту было для нее немыслимо.

— Она больше никогда не доставит неприятностей ни тебе, ни мне, — ободряюще сказал Уоррен.

И вдруг его осенила идея.

Он вспомнил о специальном разрешении на брак, которым бравировала Магнолия, когда пыталась его шантажировать.

Покойный дядя Артур был близким другом архиепископа Кентерберийского, и Уоррен несколько раз лично встречался с ним.

Он знал, в данный момент его высокопреосвященство находится в; Лондоне, так как сообщалось, что он отправлял поминальную службу по недавно умершему известному политическому деятелю.

Уоррен не сомневался, если он напишет архиепископу письмо с просьбой выдать специальное разрешение на брак с Надей, объяснив это невозможностью обратиться к нему лично, ибо только что прибыл из-за границы, его высокопреосвященство проявит понимание.

Тогда он сможет безотлагательно обвенчаться с Надей в часовне, пристроенной к его дому, чтобы никто, за исключением матери, не знал о их бракосочетании.

Позднее о нем можно будет объявить официально, мотивируя секретность его трауром.

Затем по этому случаю устроить торжественный прием для родственников, как Уоррен и обещал.

Сердце в его груди радостно забилось в предвкушении будущего.

— Предоставь все мне, любимая, — улыбнулся он. — Больше нет проблем, нет непреодолимых трудностей. Тебе остается только любить меня.

— Я в самом деле тебя люблю. Я очень тебя люблю, но ты уверен, что поступишь разумно, женившись на мне? В конце концов, может случиться так, что тебе каким-то образом повредит женитьба на русской, которую разыскивает тайная полиция.

— Мне ничто не может повредить, кроме потери тебя, — ответил он. — Все, чего я хочу, моя дорогая, — так это заставить тебя забыть все ужасы, которые ты пережила на пути из России, и еще напомнить тебе, что твоя матушка была англичанкой.

Он прижался губами к ее щеке.

— Мы найдем родных твоей матери, и они помогут тебе почувствовать себя в Англии, как дома. У тебя до сих пор не было возможности полюбить эту страну… Но ведь эта мая родина, а мы с тобой теперь неразделимы и сделаем все, чтобы она стала родным домом, для нас и, наших детей.

— Именно этого я и хочу! — воскликнула Надя. — Но я до сих пор не могу поверить, что после всех этих невзгод и страхов я действительно попала домой.

— Скоро ты убедишься в этом, — заявил Уоррен. — Ах, дорогая, я люблю тебя и клянусь — ты никогда больше не узнаешь горя.

Он прильнул губами к ее губам и целовал до тех пор, пока ему не показалось, будто весь зал закружился вокруг них.

Лишь разомкнув объятия, они заметили, что солнце садится за горизонт, залитый розовым светом, а грачи устраиваются в ветвях на ночлег.

— Я припоминаю, — прошептала Надя. — ты говорил, будто ради своего наследника намерен заключить брак по расчету, как это водится у французов.

— Я женюсь, потому что люблю тебя и ты мне желанна. И это мое чувство очень сильно отличается от всего, что я когда-либо испытывал или мог себе представить.

— Что же ты чувствуешь?

— Я чувствую себя очень взволнованным, очень влюбленным и еще что-то.

— Что именно?

— У меня такое ощущение, будто я нашел уникальное, величайшее в мире сокровище, которое я буду хранить и беречь.