Изменить размер шрифта - +
Пробило десять, затем половина одиннадцатого, одиннадцать, а юноша не замечал бега времени, тем более что ничто не отвлекало его от раздумий. Однако физическая усталость начинала брать верх над тревогами и заботами, а когда пробило половину двенадцатого, то окончание караула пришлось как раз вовремя: глаза у Отона совсем слипались.

Разбудив Германа, который должен был его сменить, Отон передал ему дежурство. Герман был в самом скверном расположении духа: ему снилось, что он уже зажарил только что убитую им косулю, собираясь поужинать, и тут он пробудился — с пустым желудком и без малейшей надежды чем-нибудь его набить. Однако, покорный своему жребию, он уступил ложе Отону, а сам занял его место. Улёгшись спать, Отон еще некоторое время смутно различал окружавшие его предметы и видел Германа: тот стоял возле одной из массивных колонн, поддерживавших очаг, но вскоре все затянулось сероватым туманом, поглотившим цвета и формы; теперь юноша закрыл глаза и уснул.

Как мы уже сказали, Герман стоял прислонившись к колонне возле очага, прислушиваясь к свисту ветра в развалинах высоких башен и оглядывая темные закоулки караульной в неверном свете гаснущего очага. Его внимание привлекла притворенная дверь, которая, по всей видимости, вела во внутренние покои замка; тут как раз начало бить полночь. Герман был храбрым малым, но удары колокола он невольно считал с каким-то внутренним трепетом, по-прежнему не сводя глаз с закрытой двери. Когда прозвучал двенадцатый удар, дверь отворилась и на пороге в сиянии лившегося из-за ее спины света бесшумно возникла бледная и прекрасная девушка. Герман хотел окликнуть ее, но она, словно догадавшись о его намерении, приложила палец к губам, призывая его к молчанию, и поманила за собой.

 

IV

 

Герман заколебался было, но, решив, что стыдно мужчине трепетать перед женщиной, сделал несколько шагов в сторону таинственной незнакомки, а та, видя, что он послушался, отступила в комнату, взяла стоявшую на столе зажженную лампу и, подойдя к следующей двери и открыв ее, вновь поманила за собой лучника, уже переступившего порог первой двери. Этот знак сопровождался такой ласковой улыбкой, что последние страхи Германа рассеялись. Он устремился за незнакомкой, а та, слыша его торопливую поступь, вновь обернулась и знаком велела держаться от нее на расстоянии нескольких шагов. Герман подчинился.

В полном молчании шли они по анфиладе пустынных темных покоев, пока, наконец, таинственная проводница не толкнула дверь в ярко освещенную комнату, посреди которой стоял стол, накрытый на два прибора. Девушка первой вошла в комнату и, поставив лампу на камин, молча села на один из двух стоявших у стола стульев. Затем, увидев, что Герман в нерешительности стоит на пороге, проговорила:

— Добро пожаловать в замок Виндек.

— Достоин ли я такой чести? — возразил Герман.

— Разве вы не голодны, господин лучник? Разве не мучит вас жажда? — отвечала девушка. — Так садитесь, ешьте и пейте: я приглашаю вас.

— Наверное, вы хозяйка этого замка? — промолвил Герман, садясь к столу.

— Да, — кивнув, подтвердила она.

— И вы живете в этих развалинах одна? — продолжал лучник, с удивлением оглядываясь по сторонам.

— Да, я здесь одна.

— А ваши родители?

Девушка указала на висевшие на стене два портрета — мужчины и женщины — и тихо ответила:

— Я последняя в своем роду.

Герман внимательно посмотрел на нее, не зная что и думать об этом странном создании. В это мгновение он поймал устремленный на него взгляд девушки: в подернутых слезами глазах ее сияла нежность. В один миг Герман забыл о еде — его, безродного лучника, как равного принимала за своим столом знатная дама, словно забывшая о сословной гордости.

Быстрый переход