Она села на кровать, борясь со слезами. На глаза ей попался пакет Лилианы. Она вынула содержимое пакета, чтобы положить в холодильник, и обнаружила небольшую коробку, перевязанную ленточкой.

Подарок от Лилианы? О, да благословит ее Господь, подумала Мэйзи, переворачивая карточку, привязанную к коробке:

«Надеюсь, что твои воспоминания будут только счастливыми. А мы с ним будем тосковать без тебя. Блейн».

Пока Мэйзи развязывала ленточку, руки ее дрожали, а глаза наполнялись слезами. В коробке оказалась игрушечная собака. Блейн, должно быть, заказал ее специально — она была так похожа на Хэмфри, чтобы это не могло быть случайностью.

Мэйзи села на кровать, и рыдания сотрясли ее. В пакетике, который она дала Блейну в аэропорту, лежала написанная маслом картина. Средиземноморская вилла, изображенная на ней, навевала воспоминания о жарких днях и теплых вечерах. Дети играли в освещенном солнцем внутреннем дворе, и на них с любовью смотрела женщина, стоящая в дверном проеме.

Но Мэйзи поразили розы, растущие возле двери.

Этот шедевр местного художника Мэйзи купила в магазинчике по соседству с рестораном, где они с Блейном обедали. Ей тогда удалось незаметно выскользнуть из ресторана под предлогом посещения дамской комнаты.

Мэйзи захлюпала носом и вытерла глаза. Она купила ту картину просто так, ради шутки, надеясь, что Блейн тоже повеселится. Вспоминать об этом теперь было очень больно.

Через несколько минут ей удалось взять себя в руки. Она высморкалась, вытерла глаза и поставила собаку на туалетный столик. Потом вскарабкалась на кровать и свернулась калачиком под одеялом. Ей хотелось думать, что Блейн лежит сейчас с открытыми глазами, вспоминая ее. Она надеялась, что он столь же несчастен, как и она, и что не слишком быстро забудет ее, даже если с его стороны была похоть, а не любовь. Наверное, ее любовь к нему была немного эгоистичной. Но если то, что сказала Сью, было верно хотя бы наполовину, Мэйзи следовало сначала немного подумать о себе. Однако ей хотелось не этого — ей хотелось, чтобы Блейн был частью ее жизни, чтобы его она могла поместить на первое место. И на второе, и на третье…

Она шмыгнула носом и потянулась за носовым платком. Кажется, и эта ночь будет долгой…

На следующий день в три часа дня Мэйзи сошла с поезда и огляделась. Воздух Йоркшира был прохладным и бодрящим. Она подняла воротник, взяла свой единственный чемодан и вышла из здания вокзала.

Симпатичный таксист отвез ее в пансион; который содержала его сестра. Вечером Мэйзи позвонила Сью и Джеки, сообщила им, где остановилась и что у нее все прекрасно. Конечно, прекрасно было далеко не все, но о некоторых вещах лучше не говорить.

В пансионе она провела неделю, а потом переехала в крошечную однокомнатную квартирку на первом этаже старого дома в Тирске. Мощенная камнем рыночная площадь, гостиницы восемнадцатого столетия и старые здания создавали в городе чисто английскую атмосферу, и это нравилось Мэйзи. Здесь она могла все время помнить, что живет в Англии. И не страдать от воспоминаний о чужих землях…

Через несколько дней она нашла работу в ветеринарной клинике, которая находилась совсем неподалеку. Все проблемы решились на удивление легко, но лежащая на сердце тяжесть не давала Мэйзи радоваться.

Это пройдет, заверяла она себя каждую ночь. Ее квартира здесь уютнее, чем та, что была в Лондоне. Благодаря великодушию Дженни есть деньги в банке. Есть работа, которую она любит, и зарплата, на которую можно жить. Этого достаточно. Этого должно быть достаточно.

Она жила в Йоркшире уже почти шесть недель, когда однажды вечером ей позвонила Джеки и сказала, что они со Сью приедут в ближайший уик-энд и устроят Мэйзи шикарный обед в ресторане.

— Мы привезем спальные мешки и подбросим монетку, чтобы узнать, кто из нас будет спать на софе, а кто — на полу, — решила Джеки, когда Мэйзи предупредила, что у нее есть только одна односпальная кровать.