— Испугался? — спросила она.

— Да нет, не особенно.

— Тогда сядь.

— Зачем?

— Потому что мне нравится с тобой разговаривать. Именно с разговора все это и начинается.

Он взглянул на нее.

— Что это?

— Что значит «что»? Что значит «это»?

— Я пришел сюда с улицы...

— Да и...

— Вы чуть не накинулись на меня, когда мы встретились в первый раз...

— Это было в первый раз.

— А теперь...

— А теперь садись и поговори со мной.

— Вас ждет ваша подруга...

— Так кого ты убил? — сказала Мэрилин.

Он продолжал смотреть на нее.

— Сядь, — сказала она. — Ну пожалуйста.

Он молчал.

— Дай-ка я освежу, — она взяла у него пустой стакан. Он снова смотрел, как она идет к бару и наливает в один стакан виски, в другой — джин.

Меньше всего ему хотелось говорить о том давнем случае. Он смотрел на ее попку и надеялся, что она больше не спросит, смотрит ли он на ее попку. Она не спросила, и он почувствовал облегчение. Мэрилин вернулась, протянула ему стакан с виски и снова села. Опять мелькнули обтянутые нейлоном коленки. Но на сей раз она не стала поправлять юбку. Уиллис продолжал стоять.

— Садись, — сказала она, похлопывая по дивану. — Так кого ты убил, Хэл?

— Почему вы хотите знать об этом?

— Люблю откровенность, — она пожала плечами.

Он молчал, не зная, как поступить.

— Ну говори же, — потребовала она.

В камине послышался треск. Осели прогоревшие дрова.

— Ну скажи мне, Хэл!

Он глубоко вздохнул.

— Это был мальчик.

— Что?

— Это был мальчик.

— Сколько лет?

— Двенадцать.

— О Господи, — тихо проговорила она.

— И в руке у него был револьвер тридцать седьмого калибра.

— И когда же это было?

— Давно.

— Как давно?

— Я только пришел в полицию.

— А он был белый или чернокожий?

— Черный.

— Это еще хуже.

— Хуже уже быть не могло.

— Я хотела сказать...

— Я знаю, что вы хотели сказать. Это все, конечно, так, но... понимаете, для меня это было не так важно... то есть то, что писали газеты — белый коп убил невинного темнокожего мальчика... он совершил ограбление, он только что убил троих в винном магазине... мне пришлось его убить, иначе в следующую секунду он бы убил меня. Но... но ему было всего двенадцать лет.

— Боже, — почти прошептала она.

— Да, — сказал он. — В этом-то все и дело.

— Какой же это был кошмар для тебя.

Молчание.

Он и сам не мог понять, почему рассказал ей об этом. Ах да, откровенность...

— Его мать... его мать пришла в полицию, — продолжал он почти шепотом. — И она... она спросила сержанта, где можно найти постового Уиллиса... тогда они называли нас постовыми, так сейчас называют лишь офицеров патрульной службы... а я только что вернулся из Центрального управления, где мне пришлось все утро отвечать на вопросы, и сержант ей говорит: «Так вот он, мадам». Он же не знал, что она — мать мальчика, а она подошла ко мне и.