|
— Рослый Борис тоже улыбнулся. Жуковский побрел по платформе станции, то и дело проводя ладонью по сохранившейся облицовке колонн и безучастно глядя на снующих между построек людей. Похоже, их оставило напряжение, которое было заметно еще вчера. Охотники получили жертву, и теперь центральной общине ничто не угрожает. До поры. Они довольны; кто-то, наверное, даже счастлив. Почему бы и нет? Как мало на самом деле нужно для счастья. Чтобы чужое горе так и осталось чужим. Чтобы кого-то другого, а не тебя утащили тварелюбы. Андрей поморщился и вздохнул. Гораздо приятнее находиться среди жуков, которые, как ты ни крути их своей властной рукой, все равно стремятся к свету. Которые дерутся за самок и успешно приносят новые поколения в жизнь сумрачного метрополитена. Однако возвращаться в питомник он не спешил. Жуковский ждал своего друга Селиверстова. Василия трудно было не заметить в толпе. И дело тут не в его высоком росте, а в темных очках, которые он постоянно носил там, где было много факелов. — Ну что, Вася? Сказал Едакову, что Костя предлагает себя в обмен на Марину? — Конечно сказал, — вздохнул Селиверстов. — И? — Жуковский выжидательно посмотрел на Василия. — Что — и? И ничего. Орет староста. Какого лешего мы хлопочем за бунтаря, который на него покушался, дескать. И понятное дело, охотники получили легкую добычу. А если обменять на Костю, то он, скорее всего, и там рыпаться будет, попытается сбежать. — Но это право жертвы по обоюдному договору, — развел руками Андрей. — Разумеется. Только жертва у них уже есть. И эта жертва не в силах сопротивляться. А если поменяем, то получится, что проблему подкинули охотникам. Короче, угроза ухудшения отношений. — Задолбал он своей политикой, — нахмурился Жуковский. Селиверстов вздохнул, поднял на лоб очки, прикрыл глаза и стал пальцами массировать переносицу. — Знаешь, Андрей, дикая мысль у меня появилась. — Что за мысль? — А ну как староста и есть информатор тварелюбских охотников? Жуковский посмотрел на Василия и покачал головой, сопроводив это движение тихим смешком. — Опять ты про лазутчика толкуешь. Ну скажи, как в современных условиях можно оперативно информировать охотников? Даже если предположить, что есть стукачок, то староста на эту роль не годится. Он же практически безвылазно дома сидит, с цветочками своими, кактусиками возится да с гаремом воркует. — Может, ты и прав, — дернул плечом Василий. — Волков, — тихо позвал Костя. Тюремщик не откликался, продолжая безучастно смотреть на далекий факел. — Волков, — повторил узник. Нет ответа. — Волк, Волк, Волк, Волк, — принялся монотонно повторять Константин, и его бубнеж, словно падающие с потолка капли, действовал на тюремщика угнетающе. — Что! — рявкнул наконец тот. — Выпусти меня, — прошептал заключенный. — Заткнись, а? — поморщился Степан. — Тебе вообще не положено разговаривать. И мне с тобой, кстати, тоже. Превозмогая боль в теле, Костя поднялся и, держась за ржавые прутья своей крохотной клетки, уставился на Волкова. — Просто выпусти меня. Неужели ты не понимаешь, какое горе случилось? Я уверен, что староста отклонит мое предложение об обмене. А значит, мы просто время теряем. Каждая секунда — это очередной шаг, который делают охотники к алтарю твари. И ведут они на этот алтарь мою Марину. У меня, может, всего один шанс вернуть ее. Второго шанса не будет. Так дай мне единственный… Ну тебе ли не понимать?. |
