Работник пока не замечал моего присутствия. Доверху набив корзину, он направился к расчищенной от снега и выложенной камнями круглой площадке, вывалил на ее середину кучу собранной палой листвы и, повозившись, аккуратно поджег. Листва неохотно занялась, над виноградником поплыл горьковатый и еле различимый дымок. Убедившись, что костерок разгорается, человек торопливо засеменил прочь и вдруг остановился, наконец-то сообразив, что за ним наблюдают.

— Dobry den, — боязливо поздоровался незнакомец (какого полу это существо — мужского или женского?) и добавил фразу на чешском. К сожалению, я не разобрал ничего в многочисленных «пш», «жш» и «зс», предположив только, что меня спрашивают, откуда я взялся и что мне здесь нужно.

Нынешним утром мне настоятельно требовалась дорога на Прагу — cesta do Praha. Теперь же я больше жизни хотел узнать — кто занимается такими чудесами, как разведение винограда в январе, и каким будет вино здешнего изготовления?

— Вы по-немецки понимаете? — на краю сознания мелькнуло сумасшедшее предположение: вдруг неизвестный по ту сторону ограды вовсе не человек, а, к примеру, последнее уцелевшее создание Малого Народца, явившееся на свет во времена славы языческих божеств, а теперь доживающее оставшиеся деньки?

— Ja, — замотанная в драный платок и накрытая облезлой меховой шапочкой голова поспешно закивала. — Ich binn Deutche sproche.

— Я тут немного заблудился, — как можно невозмутимее сообщил я. — Не подскажете, что это за местечко? Любопытный у вас садик, кстати... Никогда такого не встречал.

— Другого такого нет, — с легкой обидой проговорил человечек. Оглянулся через плечо, с ужасом ахнул, вприпрыжку бросился к каменной стене, попытался перелезть, но не преуспел — множество напяленных одежек сделали его неповоротливым и неуклюжим. Я сцапал незнакомца за шиворот (затрещал отрываемый «с мясом» воротник) и перетащил на свою сторону, недоумевая — чего он испугался?

— Уходите, уходите, — вырвавшись, пискнул мальчишка-виллан (я решил, что столкнулся именно с подростком). — Не смотрите назад! — подавая пример, он резво поковылял вниз по склону. Лошади, до того относившиеся ко всему происходящему совершенно равнодушно, заразились паникой и затоптались на месте, тревожно похрапывая.

— Да убирайтесь же, пан! — с отчаянием завопил маленький виноградарь, успевший отбежать на полусотни шагов. Моя заводная лошадь вырвала повод, решив не дожидаться хозяина и спасаться самостоятельно. На вторую, наоборот, нашел столбняк — она прижала уши и как-то съежилась, отказываясь двигаться с места.

Позади раскатисто ухнуло, точно с отвесного склона упал огромный снежный ком. Тихо тлевший костерок из палой листвы вдруг полыхнул малиново-золотым языком, взвившимся на добрый десяток футов, и над тревожно зашуршавшей зеленью всплыло быстро разбухавшее дымное облако — непроницаемо-свинцовое в центре и пепельное по краям. Оно поднималось все выше и выше, увеличиваясь в размерах и обзаведясь черно-огнистой кромкой, смахивающей на ту, что возникает на срезе горящей бумаги. В какой-то миг облако поменяло очертания, и мне показалось, будто над заснеженными холмами медленно вращается огромное колесо, ось которому заменяет тусклый и еле различимый солнечный диск, а к ступицам привязаны бьющиеся и кричащие люди. Жутковатый призрак, ничего не скажешь... Видение, продержавшись два или три удара сердца, растаяло. Я внезапно вспомнил, что человеку для жизни необходимо дышать.

— Довольны, да? — произнес за моим плечом злой и напуганный голосок, от испуга коверкавший немецкие слова до полной неузнаваемости. — Налюбовались? Теперь побежите все встречным-поперечным рассказывать, что видели?

Очень осторожно, словно держа в руках нечто хрупкое, а не кожаный ремень уздечки, я повернулся, лицом к лицу встретившись с работавшим на винограднике человеком.