Однако я обязан удостовериться. Для этого требуется совсем немного — свернуть налево и проехать полторы или две мили через зимний лес, высматривая стоящий неподалеку от дороги каменный колодец. Если таковой обнаружится, нужно пройти от него около сотни шагов на закат, пока не наткнешься на полуосыпавшийся овраг, сейчас наверняка доверху забитый снегом. Прогуляться вдоль него, ища приметный старый бук, и пошарить рядом. На редкость точные и исчерпывающие указания. Вдобавок весь этот бред связан с пропавшей личностью, носящей имя «Франтишек», что в переводе с чешского означает «Франциск». Это меня и насторожило. Я слышал только об одном человеке с таким именем, сгинувшем где-то в окрестных краях...

Я дернул за поводья, разворачивая лошадь головой влево. Если рыжая Уна подшутила над доверчивым путешественником, не пожалею времени, вернусь в поместье и выдеру ее так, что неделю потом сидеть не сможет.

Древний колодец в обрамлении длинных сосулек и овраг оказались там, где им надлежало быть. Поиски дерева заняли около часа, причем я в полной мере осознал, что такое блуждание по пояс в сугробах среди цепкого подлеска и устал ругаться. К моменту, когда к окончательно выбился из сил и заподозрил, что опять заблудился, я вдруг выбрался на крохотную открытую полянку. Разумеется, искомый бук — патриарх местных лесов в три или четыре обхвата толщиной — рос именно здесь.

Равнодушно глянув на величественное дерево в сверкающем холодном уборе, я нетерпеливо огляделся по сторонам в поисках обещанного мне секрета и обескуражено понял, что взялся за безнадежное дело. Снег укрыл все.

Проваливаясь на каждом шагу по колено, я все же добрел до изрытого трещинами ствола, решив обойти его по кругу. Может, на что наткнусь. И даже не сразу сообразил, что пялюсь в точности на предмет своих розысков — его макушка поднималась над сугробами шагах в двух от меня. Оставалось только сделать последнее усилие, дойти до него и смахнуть высокую снежную шапку.

Две наспех сколоченные доски, образующие крест. На перекладине — грубовато вырезанная надпись, которую я прочитал скорее на ощупь, нежели глазами, и давно высохший венок умилительного вида.

Круг замкнулся.

Вольно или невольно я отыскал место, ставшее завязкой ко многим последующим событиям. Если это не кенотаф — пустая могила, то передо мной захоронение Франциска фон Клая, третьего из имперских наместников Чехии, пропавшего без вести весной прошлого года. Значит, он нанес свой последний визит в Янковицы, выехал оттуда, направляясь на какую-то встречу возле старого колодца, и эта встреча стала для него последней. О заброшенной лесной могиле наверняка известно пану Мартиницу, уж точно — его верному секретарю, принимавшему непосредственное участие в удалении Клая с арены местных политических игрищ — и еще нескольким лицам, в том числе странноватой крестьянке Уне Гондзиковой, работающей в усадьбе Никса. Теперь и мне.

Я постоял рядом с утонувшим в снегах крестом, размышляя, но ничего толком не надумал. Слишком много недомолвок, слишком много оставшегося в тени, слишком много неизвестных мне участников трагедии, чтобы предпринимать какие-либо шаги. Единственное, что я точно знал: нужно вернуться в поместье мэтра Никса и еще раз потолковать с Яромирой. Обо всем — о загадочном Винограднике и его владельце, о том, не привозил ли пан Рамштейн своему патрону из Парижа редкий китайский сувенир, и многих других вещах. Может, уговорить ее бежать? Или подбить кого-нибудь из людей Цорна устроить налет на поместье и выкрасть девчонку? Доставить в Прагу, спрятать под крылышком инквизиции.