Однако первые впечатления частенько бывают обманчивы...
Мэтр Люка де Милано говорливым шариком катился по бесконечным коридорам теологического и философского факультетов, расписывая зловредные проделки духов-невидимок, и каждым словом укрепляя подозрения отца Лабрайда в том, что якобы обитающие в зданиях Университета привидения служат лишь подходящим предлогом для устроения визита братьев-доминиканцев. Мэтр де Милано, столь бойко рассуждавший о сущностях призрачных видений, ждал от приезда обитателей Консьержери чего-то иного, нежели изгнание демонов из лекционных комнат.
Это выяснилось со всей очевидностью сразу после завершения обряда экзорцизма, когда мсье Люка пригласил святых отцов «почтить своим присутствием его скромное жилище».
— Он закрыл за собой дверь, заговорил, и трепал языком ровно час без передышки, — отец Лабрайд мученически закатил глаза. — Когда он закончил, его высокопреподобию оставалось только кликнуть стражу и прямиком отправляться в Лувр, к королеве-матери. Ибо господин ректор брал на себя смелость утверждать, будто почти все окружение живой легенды правления Валуа, как там бишь его?..
— Герцога д'Эпернона, — ненавязчивым шепотом подсказал я.
— Вот-вот, его самого, вечно я путаюсь в именах французской аристократии... — закивал патер Лабрайд. — Мэтр де Милано клялся и божился, что д'Эпернон и присные его давно уже сляпали обширный заговор, имеющий целью свержение малолетнего короля и его матери-регентши. Лист девятнадцатый или двадцатый, там перечень всех, кого изволил обвинить господин Люка.
— Герцог де Монбазон, граф де Ла Форс, граф де Роклор, кардинал Руанский де Ла Валетт... — с все возрастающим изумлением прочел я. — Какие люди! Какие лица!
— Королева-мать, когда нам удалось добиться аудиенции, а Люка снова выпалил свою историю, сложила пухлые ладони над диафрагмой и сказала то же самое: «Ах, какие имена, какие имена!.. Всех — в Бастилию!» — хмыкнул отец Лабрайд и продолжил, все более увлекаясь течением событий: — В Лувре под руководством молодого командира синих мушкетеров де Тревиля и нашего преподобного отца развернулась самая настоящая облава. Не хватало только собак, загонщиков с рогатинами и воплей «Ату их, ату!». Мэтр де Милано явно вообразил себя карающим судией, указывая все новых и новых подозреваемых, пока кардинал Руанский в отчаянии не завопил, что Люка сам принимал живейшее участие в заговоре, а теперь, уподобясь Иуде, продает бывших союзников, надеясь на милость инквизиции, чего в природе не существует, как нет сердец у камней. Остальные подтвердили, а кто-то назвал мсье де Милано выкрестом — крещеным евреем, и заявил, будто место в Сорбонне он заполучил мошенничеством, используя поддельные бумаги. Господина ректора немедленно взяли за шиворот, подвергнув дотошному расспросу касательно обстоятельств, при которых он оказался в центре заговора. У мэтра Люка внезапно случился припадок немоты, а для довершения картины всеобщего смятения явился его преосвященство Арман дю Плесси и в самых скорбных выражениях сообщил: только что в квартале Марэ на улице Бурж найден труп маркиза д'Анкра, то есть Кончино Кончини, с перерезанными горлом. Честное слово, я думал, мадам Медичи от подобного известия хлопнется в обморок. Надо отдать ей должное, она оказалась в большей степени королевой, нежели обычной женщиной. Она даже не побледнела, зато примчавшаяся на шум госпожа Леонора ударилась в истерику.
От неожиданности я едва не выронил тяжелую папку:
— Значит, Кончини мертв?
— Мертвее не бывает, — кивнул отец Лабрайд. — После такой новости Ее величество заметно потеряла интерес к происходящему и довольно поспешно удалилась в свои покои, распорядившись, чтобы судьбой арестованных занялись совместно мсье де Ля Бель и нунциатура Консьержери, ибо речь идет не только о покушении на жизнь короля и королевы, но практиковании чародейства. |