Дрожь под ногами улеглась. Возмущенная земля затихла. Дом замер.

— Видите, — сказала миссис Янси, — все кончилось.

Он был поражен тем, что увидел. Это уже не были те чистые, полные энергии, голубоватые глаза, которые он помнил и любил. Это были глаза какого-то чудовища: опухшие и вылезающие из орбит. Белки потускнели и были испещрены точками застывшей крови. Прежде голубоватые, зрачки замутились, как у слепца.

И все-таки чем дольше Бруно смотрел в них, тем менее отвратительными они казались ему. Ведь это были глаза того, кто был его собственной частью, по-прежнему ею оставался; глаза, которые он узнал бы среди миллионов чужих глаз; глаза, которые он любил и которые его любили. Бруно смотрел на них и внутрь их, как делал много раз до этого, чтобы достичь ошеломляющего чувства единения с самим собой.

На этот раз ничего не выходило, потому что эти глаза не смотрели на него. Тем не менее сам акт всматривания в мертвые глаза напоминал те слияния, которые происходили в прошлом. Тогда он испытывал невыразимое блаженство освобождения от страха и внешнего мира и замыкания в самом себе. Бруно отчаянно хватался за воспоминания, так как ничего, кроме воспоминаний, у него не оставалось. Так он сидел на кровати и смотрел вниз, на глаза трупа.

Хилари посмотрела вниз на редкие белоснежные облака и желтые осенние холмы, до которых было несколько тысяч футов. Над головой ничего не было, кроме прозрачно-голубого неба и длинной полосы, прочерченной военным самолетом. Далеко на западе у горизонта собиралась черная масса облаков. К вечеру они наверняка затянут всю долину.

Первые десять минут после взлета Хилари, Тони и Джошуа молчали, занятые своими невеселыми думами.

Наконец, Джошуа сказал:

— Близнец — это и есть тот двойник, которого мы ищем.

— Очевидно, да, — ответил Тони.

— Значит, Кэтрин не стала избавляться от второго ребенка.

— Очевидно, нет, — сказал Тони.

— Но кого же я убила? Бруно или его брата?

— Узнаем, когда эксгумируем труп, — сказал Джошуа.

Самолет попал в воздушную яму, резко пошел вниз, да так, что перехватило дыхание.

Когда подкативший к горлу комок растаял, Хилари сказала:

— Мы сидим и пережевываем одно и то же. Так мы ничего не узнаем. Если Кэтрин не убила второго ребенка, чтобы вернуться домой с одним, что она и обещала, тогда где он? Что она с ним сделала?

— Не будем забывать то, что сказала миссис Ян-си. — Джошуа с таким отвращением произнес ее имя, точно оно оставляло после себя дурной запах во рту. — Возможно, Кэтрин оставила одного из них на пороге приюта или церкви.

— Не знаю... — покачала головой Хилари. — Мне это не нравится. Слишком уж банально... избито... и романтично. Черт, не это я имею в виду! Слишком...

— Просто, — подсказал Тони. — Подбросить ребенка — это самый легкий, быстрый и простой, хотя и не самый гуманный выход для нее. Но, как правило, люди действуют выбирая путь потруднее, путаются сами и других путают. Тем более вы помните, в каком состоянии уехала Кэтрин от Янси.

— Ну и что, — сказал Джошуа.

Тони продолжал:

— Если принять за данное, что второй ребенок был усыновлен кем-то, то придется объяснить, как он и Бруно встретились. Поскольку он не был зарегистрирован, следовательно, не мог узнать, кто его отец. Единственное, что могло случиться, — это их случайная встреча. Если согласиться с фактом их встречи, то остается неясным, почему второй брат, воспитанный в другой семье, совсем в другой среде, ничего не знал о Кэтрин, боялся ее и ненавидел не меньше, чем Бруно.

— Да, действительно, — задумчиво повторил Джошуа.