Она спокойно несла груз, взваленный на нее судьбой. Однако такого Кэтрин не предвидела: родилась двойня, версия о Мэри Гюнтер пошла прахом, это было слишком. Она потеряла над собой контроль и каким-то образом в ее воспаленный рассудок вошла мысль о дьяволе. Нам же сказала Янси, что Лео интересовался оккультизмом, а Кэтрин читала его книги. И вот где-то наткнулась на фразу, что близнецы, родившиеся в «сорочке», считаются исчадием ада. И вот они родились у нее. Возникли ассоциации. И мысль о том, что она — невинная жертва страшного чудовища, показалась ей привлекательной. Это как бы снимало вину за то, что она понесла от отца. Кэтрин, конечно, ни за что бы не открылась другим, но очень нуждалась быть оправданной в собственных глазах. Однажды поверив в то, что ее изнасиловал монстр, Кэтрин могла спокойнее жить дальше.
— Но ведь так и было на самом деле. Кэтрин — жертва, — сказала Хилари.
— Правда, — ответил Тони. — Но ведь он постоянно пудрил ей мозги, доказывая, что именно она — причина их извращенных отношений. Перенести вину на дочь — это самый простой способ для больного очистить свою совесть.
— Я согласен с тобой, — сказал Джошуа. — Твоя версия вносит смысл в эту запутанную историю. Кэтрин смогла забыть о случившемся и вернуть себе уверенность в будущем.
— Вот именно, — сказал Тони.
Хилари сказала:
— Только миссис Янси она рассказала правду, а потом, когда ей пришла мысль о дьяволе, она попыталась ее переубедить. Она боялась, что миссис Янси будет о ней плохо думать, а ей хотелось быть в ее глазах жертвой. Потом, когда она увидела, что Янси ей не верит, она замолчала и ушла в себя. Главное, что она сама знала и верила в дьявольское происхождение своих детей, а поверят ли в это другие — ей было не важно. Более того, к этому времени Лео уже был мертв.
Джошуа на минуту снял руки с руля и вытер влажные ладони о рубашку.
— Я до сих пор не могу прийти в себя. Вот о чем я подумал: Лео уже умер, но ведь дети по-прежнему оставались горьким напоминанием о прошлом. Пока они были рядом, она постоянно помнила о своем грехопадении. Но ведь мы знаем, что она не отдала детей в приют.
— Да, — ответил Тони, — я согласен с тобой. Вихрь мыслей закружился в голове у Хилари.
Она сразу же почувствовала, к чему клонит в своих рассуждениях Тони.
— Итак, Кэтрин привезла детей в дом на вершине, но вынуждена была поддерживать ею же пущенный слух о Мэри Гюнтер. В противном случае ей пришлось бы объяснять появление второго ребенка. Бредовые выдумки о дьяволе неизбежно противоречили действительности. Ей пришлось пойти на компромисс. Поэтому мне кажется, что она дала одинаковые имена своим детям, назвав их Бруно, и позволяла появляться на людях только одному. Она заставляла их жить одной жизнью.
— И, наверное, — добавил Тони, — стали они ощущать себя одной личностью.
— Стоп, стоп, — остановил их Джошуа, — как близнецы, они, конечно, могли дублировать друг друга в обществе. Это я еще могу понять. Но я ни за что не поверю, что каждый из них утратил свою индивидуальность.
— Возможно, — сказал Тони, — этого и не случилось. Они могли ощущать себя одной личностью, но в двух раздельных телах. И есть доказательство.
— Какое доказательство? — спросил Джошуа.
— А письмо, которое обнаружили в сейфе банка. Бруно писал, что был в Лос-Анджелесе. Он не сказал ничего о брате. Он сказал: «Я умер».
— Какое же это доказательство, — сказал Джошуа. — Нельзя полагаться на этот бред, письмо написано сумасшедшим.
— Не так уж это письмо и бессмысленно. |