— Нет! — требовал я. — Проклятье, Молли, нет!.. — Я притянул ее ближе, чтобы вытащить прочь из спальни, сильно сжал ее руку и сказал: — Брось подсвечник, Молли. Сейчас же.

Она издала звук, полный гнева с оттенком боли, и тяжелый подсвечник упал на пол, издав глухой звук, стукнувшись о ковер. Воздух вокруг нее был насыщен силой, было похоже на ощущения сухой зимы, как будто тысячи искр статического электричества покалывают и жужжат на коже.

— Он не должен говорить с вами так.

Молли зарычала.

— Думай, — сказал я ей, мой голос был твердым, но сдержанным. — Вспомни наши уроки. Это просто слова, Молли. Обрати внимание на мысли, скрытые за ними. Он вызвал в тебе эту реакцию. Ты позволила ему смутить меня своим поведением.

Молли открыла рот, готовясь резко ответить, но резко закрыла его и отвернулась от меня. Она постояла в напряжении, и после волнительной минуты сказала куда спокойнее:

— Я извиняюсь.

— Не извиняйся, — ответил я как можно мягче. — Будь сдержаннее. Ты не можешь позволить себе, что бы кто-то смущал тебя. Никогда.

Она сделала еще один глубокий вдох, выдохнула, а потом я почувствовала, что она снимает напряжение, расслабляя ментальный удар, который она инстинктивно подготовила.

— Хорошо, — сказала она. — Хорошо, Гарри.

Я решил не торопить ее. Она потерла правое запястье другой рукой. Я немного вздрогнул от ее жеста, думаю, я оставил на ее руке синяки.

— Сделай мне одолжение, — сказал я. — Возьми Мыша и сходи за почтой.

— Я в порядке. Мне не нужно… — начала она.

Затем остановилась, покачала головой и посмотрела на Мыша.

Большой пес поднялся, подошел к корзине рядом с дверью, схватил зубами свой кожаный поводок и вытащил его. Потом склонив голову, посмотрел на Молли, с надеждой завиляв хвостом.

Молли грустно усмехнулась, опустилась на колени и, обняв Мыша, прицепила к ошейнику поводок. После чего они ушли.

Я повернулся и заметил свечу. Горячий воск попал на подлинный ковер Навахо, но ничего по крайней мере не горело.

Я нагнулся поднять свечу, и попытался очистить ковер от воска.

— Почему? — Я спросил жестким голосом.

— Один из путей составить мнение о человеке, — сказал он. — Посмотреть на его учеников.

— Ты не смотрел, — сказал я, — ты колол ее до тех пор, пока она не сорвалась.

— Она — начинающая чернокнижница, Дрезден, — ответил он, — Виновная в одном из наиболее отвратительных и саморазрушающих преступлений, которые чародей может совершить. Есть причины, по которым ее не надо проверять?

— То что ты делал — жестоко, — сказал я.

— Делал что? — спросил Морган. — В один прекрасный день она встретится с другими, куда менее милостивыми. Ты подготовил ее к делам с такими людьми?

Я посмотрел на него.

Его взгляд не колебался никогда.

— Ты не можешь давать ей никаких поблажек, Дрезден, — сказал он тише. — Ты не готовишь ее к экзаменам. Она не плохую оценку получит, если провалится.

Я помолчал минуту и после этого спросил:

— Ты учился ставить щиты, когда был подмастерьем?

— Конечно. Один из моих самых первых уроков.

— Как твой наставник учил тебя?

— Она бросала в меня камни, — сказал он.

Я поворчал, не глядя на него.

— Боль является отличным мотиватором, — сказал он. — И это учит контролировать свои эмоции в то же время.