|
Экса действительно с ним рассчитался, я только не понял, наличными или в долг. Медиком у Плауна работал фельдшер Федотыч. До легендарного Болотного Доктора ему было как до звезды, как в смысле бескорыстия, так и в смысле таланта, но обрабатывал и зашивал он достаточно ловко, поскольку давно «набил руку» на бесконечной веренице раненых и травмированных сталкеров. Людей из «Свободы» Федотыч забрал в лазарет, а заодно поменял повязку на голове у Лунатика. — Можно было ее просто снять, ну да ладно… На тебе, парень, все заживает как на собаке, наверное, носишь в кармане «светляка»… Следующие несколько часов я провел на этой базе, затерянной в радиоактивном лесу, и не делал при этом ничего. Случилась неизбежная пауза — и мозги, и руки-ноги требовали передышки. Я мог только смотреть в потолок и пить местный самогон. Дистиллятор ребята Плауна сделали из медной трубки, бака и разнообразного технического хлама, снятого с разбитых вертолетов. Напиток так и назывался — «вертолетовка». Вчерашние события, в том числе разговор с Шуркой и последующую драку, совсем забыть не получалось, но они как бы смазались и отошли на задний план. Лис явно и недвусмысленно дал понять, что именно Полозов был инициатором моего спасения. Зачем это понадобилось сталкеру-нейтралу, я не знал, но собирался узнать. Хотя точных причин назвать не получалось, моя уверенность в скорой встрече с ним только окрепла. Лунатик тоже выпил «вертолетовки» и немного повеселел. Он смешался с людьми Плауна, слушал гитариста, который время от времени играл под открытым небом, возле навеса, под которым Плаун складывал ящики и мешки. Гитарист играл технично, но, как я заметил, никогда не пел. Он даже при мне не разговаривал. Ближе к вечеру, сбежавшись на музыку, начали отзываться воем слепые собаки. — А вот и вокал пошел, — сообщил благодушно Федотыч. — Сыты они, задрали свинку, поэтому в драку не лезут, а только хулиганят. Пси-чувствительные псы выли довольно стройно, следуя за музыкой и соблюдая ритм, в этом присутствовала некоторая безбашенная гармония, по крайней мере прерывать их выстрелами не хотелось. — Интересно, пса-мутанта приручить можно? — почему-то спросил я. — Не знаю. — А кто-то пробовал? — Опять же, не знаю, только какой в слепой собаке прок? Глаз у нее нет, шкура клочьями, морда — хуже, чем в фильмах ужасов, жрет много, гадит, соответственно, не переставая, а может, еще и мысли читает. А мало ли, про что ты подумал? Не вполне трезвый Лунатик услышал нас и, не выдержав, захохотал. — Ну чего ржешь? — обиделся Федотыч. — Я на Большой земле пуделя держал, вот пудель — совсем другое дело. — Пудель — это да… Но овчарка лучше. Некоторое время мы с Федотычем спорили, сравнивая породы собак. Собаки взяли паузу вместе с гитаристом, потом «запели» снова, вой и музыка, смешавшись, терялись в подступающих сумерках. — Когда-нибудь мы будем считать эти недели лучшим в нашей жизни… — ни с того ни с сего вдруг сказал Лунатик. — Может быть, лет через пять. Если раньше не убьют. Я сказал это просто так, шутка была расхожая, но он нахмурился, а потом впал в странное неразговорчивое состояние. |
