Изменить размер шрифта - +

   — Может, ты не в курсе, как он погиб?
   — Забыл уже.
   — У Шаркова была маленькая дочка, лет трех. Жила на Большой земле  
вместе со своей матерью — от Зоны, понятно, как можно дальше. Был у них там дом, «мазда», и Шарков все это оплачивал из дохода от хабара.
   — Ну и  
что?
   — На этой «мазде» они и разбились, подруга Шаркова — сразу насмерть, а девочка осталась калекой. Вот тогда он и полез на четвертый энергоблок  
искать исполнитель желаний.
   — Нашел дорогу?
   — Нашел или не нашел, но больше его не видели… в смысле, человеком.
   — А ты болтал, будто Шарков  
погиб…
   — Он носил цепь на шее — толстую такую, по заказу сделанную. Каждое звено в виде восьмерки, а восьмерка считается счастливое число… Два  
месяца назад Пашка Горовой пристрелил зомби, который его чуть не порвал на границе с Янтарем. У зомби была цепочка, такая же, как у Шаркова… Ну и  
судя по лицу…
   — Ясно.
   Думать про это мне не хотелось. Хуже перспективы, чем стать безмозглым ходячим трупом, нет. Даже ренегатом быть лучше.  
Однако эти вполне прозрачные соображения никогда еще сталкеров в их стремлении залезть в самый центр не останавливали. Был бы только подходящий  
мотив.
   — Я вот что думаю… — добавил Лунатик. — Инга за тебя боялась, боялась что ты приедешь, увидишь, что с ней стало, слетишь с катушек и  
поступишь так же, как Шарков. Только поэтому ничего и не писала… до самого конца.
   Такой была идеальная версия событий, и ею Лунатик пытался меня  
утешить, но я находился в таком состоянии, что сам был рад обманываться, только бы дали повод. Начинался дождь, он неистово колотил по кабине  
вертолета, сквозь отверстия, проеденные ржавчиной, отдельные брызги попадали внутрь. Лунатик, воткнув в КПК разъем, принялся слушать старые записи  
«Апокалиптики», один из наушников он великодушно оставил мне. Звучали аккорды «Армагеддона» дождь продолжал хлестать по стеклу, унося грязь, пыль,  
ржавчину и нанесенный ветром песок. Ветер пригибал мертвые деревья, тучей нес сорванную с них такую же мертвую хвою. Через некоторое время мир по ту

 
сторону стекла почти исчез, смешавшись в один мутный вихрь, состоявший из ветра и дождя, подсвеченный вспышками грозы. Гроза шла с севера, со  
стороны четвертого энергоблока. Тучи ползли так низко, что задевали дном верхушки леса. Лунатик прибавил звук, заставляя перепевку бессмертного  
«Nothing else matters» «Металлики» заглушить грозу. Вскоре громыхнуло и сверкнуло так, что старый вертолет содрогнулся, земля поплыла, перестав  
казаться непоколебимой опорой, к вихрю за окном примешались алые оттенки цвета крови. А потом ударило еще сильнее, и это была уже не гроза, а  
выброс.
   Напарник Эксы, чернявый «свободовец», умер через день. До этого момента фельдшер нейтралов Федотыч успел зашить его и обколоть  
антибиотиками, но парень так и не очнулся, не помог даже извлеченный кем-то из заначки артефакт «мамины бусы».
   Тело мы закопали в ста метрах от  
форпоста, под бурой от радиации сосной, сверху навалили ломаного железа, чтобы до захоронения не добрались собаки.
   — Пусть земля ему будет  
пухом, — степенно сказал Плаун.
   Траурная речь получилась короткая, но многие погибшие в Зоне не имели даже такой.
Быстрый переход