— Может, ты не в курсе, как он погиб?
— Забыл уже.
— У Шаркова была маленькая дочка, лет трех. Жила на Большой земле
вместе со своей матерью — от Зоны, понятно, как можно дальше. Был у них там дом, «мазда», и Шарков все это оплачивал из дохода от хабара.
— Ну и
что?
— На этой «мазде» они и разбились, подруга Шаркова — сразу насмерть, а девочка осталась калекой. Вот тогда он и полез на четвертый энергоблок
искать исполнитель желаний.
— Нашел дорогу?
— Нашел или не нашел, но больше его не видели… в смысле, человеком.
— А ты болтал, будто Шарков
погиб…
— Он носил цепь на шее — толстую такую, по заказу сделанную. Каждое звено в виде восьмерки, а восьмерка считается счастливое число… Два
месяца назад Пашка Горовой пристрелил зомби, который его чуть не порвал на границе с Янтарем. У зомби была цепочка, такая же, как у Шаркова… Ну и
судя по лицу…
— Ясно.
Думать про это мне не хотелось. Хуже перспективы, чем стать безмозглым ходячим трупом, нет. Даже ренегатом быть лучше.
Однако эти вполне прозрачные соображения никогда еще сталкеров в их стремлении залезть в самый центр не останавливали. Был бы только подходящий
мотив.
— Я вот что думаю… — добавил Лунатик. — Инга за тебя боялась, боялась что ты приедешь, увидишь, что с ней стало, слетишь с катушек и
поступишь так же, как Шарков. Только поэтому ничего и не писала… до самого конца.
Такой была идеальная версия событий, и ею Лунатик пытался меня
утешить, но я находился в таком состоянии, что сам был рад обманываться, только бы дали повод. Начинался дождь, он неистово колотил по кабине
вертолета, сквозь отверстия, проеденные ржавчиной, отдельные брызги попадали внутрь. Лунатик, воткнув в КПК разъем, принялся слушать старые записи
«Апокалиптики», один из наушников он великодушно оставил мне. Звучали аккорды «Армагеддона» дождь продолжал хлестать по стеклу, унося грязь, пыль,
ржавчину и нанесенный ветром песок. Ветер пригибал мертвые деревья, тучей нес сорванную с них такую же мертвую хвою. Через некоторое время мир по ту
сторону стекла почти исчез, смешавшись в один мутный вихрь, состоявший из ветра и дождя, подсвеченный вспышками грозы. Гроза шла с севера, со
стороны четвертого энергоблока. Тучи ползли так низко, что задевали дном верхушки леса. Лунатик прибавил звук, заставляя перепевку бессмертного
«Nothing else matters» «Металлики» заглушить грозу. Вскоре громыхнуло и сверкнуло так, что старый вертолет содрогнулся, земля поплыла, перестав
казаться непоколебимой опорой, к вихрю за окном примешались алые оттенки цвета крови. А потом ударило еще сильнее, и это была уже не гроза, а
выброс.
Напарник Эксы, чернявый «свободовец», умер через день. До этого момента фельдшер нейтралов Федотыч успел зашить его и обколоть
антибиотиками, но парень так и не очнулся, не помог даже извлеченный кем-то из заначки артефакт «мамины бусы».
Тело мы закопали в ста метрах от
форпоста, под бурой от радиации сосной, сверху навалили ломаного железа, чтобы до захоронения не добрались собаки.
— Пусть земля ему будет
пухом, — степенно сказал Плаун.
Траурная речь получилась короткая, но многие погибшие в Зоне не имели даже такой. |