— “Вальхалла”.

— Перепутаешь хотя бы буковку — полный тебе блис. С-сука, не надо бы отдавать вам нашу машину. И чего они взбеленились?.. Ну все, вали отсюда. Не забудь про видеодиск.

— Ага, — говорю я. — Сейчас повалю.

Привстаю на колено и чиркаю лучом фонаря по клубящемуся мраку перед собой.

— Эй! — кричу я. — Здесь инспектор Авилов!

И тут же откатываюсь в сторону.

Над моей головой, шевеля волосы на самой макушке, проходит тугая череда пуль и растворяется в Инкубаторе.

Не мешкая ни секунды выпускаю несколько пуль наугад, каждый раз смещая ствол чуть ниже и вбок. Видимо, попал — промахнуться в тесном лазу мудрено, — потому что впереди с шумом рушится что-то тяжелое. На четвереньках возвращаюсь к Люциферу и, поднатужившись, взваливаю его на плечо.

Люцифер хрипит.

— Трассер… сука… охренел, что ли? Бросай меня, дай спокойно отбиться, тарань стенку один…

— Я так не умею…

Согнувшись почти до земли, приникая к стене, я понемногу продвигаюсь вперед. Через пару десятков шагов натыкаюсь на тело инкуба, грудой тряпья лежащее поперек прохода. В пыльной густой темноте мерещатся смутные тени, доносятся слабые голоса.

Я утираю рукой с зажатым в ней “швессером” потный лоб. Липкие струи ползут и по спине, щекоча между лопаток, но это, кажется, вовсе не пот. Люци­фер, до того бормотавший какую-то невнятицу на варварском жаргоне пополам со сквернейшей бранью, молчит уже несколько минут. Не хотелось бы думать, отчего это он вдруг притих.

— Трассер, — доносится до меня глуховатый го­лос. — Не стреляй пока.

— Чего тебе? — спрашиваю утомленно.

 — Надо кое-что тебе объяснить.

Набираю в грудь побольше мертвого, застойного воздуха.

— Ладно, покажись…

В дохлом лучике фонаря, словно родившись из камня стены, возникает плоская тень. Я палю навскидку в самую середку тени, инкуб опрокидывается на спину и больше не шевелится. Жмурюсь, ожидая ответной пальбы. В меня не так хитро попасть сейчас… Но туннель безмолвствует.

Элкар стоит на прежнем месте, спокойно горят фары, сквозь щель из-за приоткрытой двери пробивается безмятежный желтый лучик. “Вот мудак, сказано же было — не жечь свет…” Я хромаю к кабине, тяну руку к двери — и застываю.

“Знаем мы такие фокусы! Сейчас открою дверь, и — привет из гроба…”

Стараясь не производить шума, опускаю Люцифера на грунт, привалив спиной к бронированному боку. На цыпочках обегаю машину и заглядываю в круглое смотровое окошко, похожее на иллюминатор. За толстым слоем непробиваемого стекла отчетливо различим профиль Маврикия — тот сидит на прежнем месте, загодя держа руки на руле. “И такие фокусы нам знакомы. Водитель якобы готов тронуться в путь, подходи-садись, но за его спиной маячит этот… как его?.. зарф с ганом наизготовку и ждет-пождет, когда клюнет рыбка!” Я возвращаюсь, крепко стиснув влажной ладонью рукоятку “швессера”, и левой рукой резко толкаю дверь.

Маврикий даже не шевелится. От толчка голова его вскидывается и неестественно заваливается назад, оголяя глубокий страшный срез с почти запекшейся уже кровью.

“Ясно…” Я сгребаю водителя за рукав и волоку наружу. Склоняюсь над Люцифером — тот не дышит. “Ясненько…”

— Трассер… выслушай…

Оборачиваюсь и дважды стреляю на голос. Рывком вскакиваю в кабину, тянусь, чтобы задвинуть дверь. И тут же получаю пулю в предплечье. Рука заламывается до хруста и сразу немеет. “Говорят, Гафиева они убили отравленным зарядом. Если так — мне конец”.