– Ах, Тедди! – прошептала она, нежно целуя мишку в нос и усаживая на прежнее место. – Я уже выросла, а взрослой барышне не пристало играть с плюшевыми мишками.

Внезапно ее охватило волнение: новая жизнь уже началась. Как-то она сложится! Ведь впереди столько всего захватывающе интересного. Целый мир лежит перед ней, ее ждет масса открытий! И начнет она с Лондона!

И все же невероятно: она – взрослая. Какие смешанные чувства вызывает в ней это пока еще новое для нее ощущение. Жила-была девочка, играла себе беззаботно изо дня в день, вечерами засыпала сладким сном, который не нарушали никакие тревожные мысли и переживания. И вдруг все так круто и в одночасье изменилось, словно и не было всех этих безмятежно прожитых лет. Девочка выросла, и кто знает, какие испытания приготовила ей судьба.

Утешает лишь то, что маятник судьбы может качнуться в любую сторону и преподнести не только горе, но и счастье, не только суровые будни, но и радость веселых праздников.

Размышления Моны были прерваны неожиданным появлением Чарльза. Одет, как всегда, с иголочки, лощеный, выхоленный, ее братец действительно был неотразим, как свято верила мать. Во всяком случае, улыбка Чарльза обезоруживала мгновенно.

– Привет, Мона! – он рассеянно поцеловал сестру в щеку. – Вот это да! За прошедший год ты стала совсем взрослой барышней! И, ей-богу – самой настоящей красавицей! На месте нашей мамочки я бы держал ухо востро. Ты в два счета сорвешь с ее головы лавровый венок победительницы. Старушку это может здорово огорчить.

– Перестань, Чарльз! Как ты можешь говорить такие вещи! – запротестовала Мона, но невольно рассмеялась его шутке.

Они поболтали немного о том о сем, обмениваясь дежурными фразами, как это водится между родственниками, которые росли не вместе, а потому при встрече испытывают некую неловкость, не зная, о чем говорить.

– Послушай, Мона! – сказал Чарльз после минутной паузы. – Ты ведь собираешься сегодня на этот танцевальный вечер, не так ли?

Мона молча кивнула.

– Вот и прекрасно! Тогда у меня есть к тебе одно небольшое дельце! Пожалуйста, передай эту записку Милли Кингстон, то есть, я хотел сказать, леди Миллисент Кингстон. Тебе любой сразу же укажет ее. Такая высокая темноволосая девушка, хорошенькая, похожая на резвую лошадку. Если она станет расспрашивать обо мне, скажи, что я валяюсь в постели с температурой. Дескать, подхватил простуду. Я так и написал в записке, успокоил, как мог. Ничего страшного, и смерть мне не грозит, но, увы! К моему величайшему огорчению, я не смогу присутствовать на вечере и наслаждаться радостью общения с прелестной Милли.

– Но Чарльз, – робко начала было Мона, несколько сбитая с толку натиском брата, но тот уже был на пороге.

– Прощай, Мона! У меня срочная встреча в театре «Водевиль». И пропуск через служебный вход, – добавил он, уже исчезая за дверью.

Мона озадаченно уставилась на конверт, который продолжала держать в руках. На нем размашистым почерком было написано имя той, кому она должна была его вручить. Пожалуй, более опытный человек легко мог бы составить себе представление о характере писавшего уже по одному почерку.

Корявые буквы, прыгающие в разные стороны, выписаны без всякого нажима, чернила в некоторых местах расплылись и подтекли. Общее впечатление полнейшей небрежности, переходящей в неряшливость.

Но Мона не успела толком поразмыслить над непонятными эскападами брата, поскольку в комнату вошел лакей. И принес записку от сэра Бернарда. Отец приглашал дочь к себе в кабинет, если та, конечно, не очень занята. Обрадованная Мона тотчас же помчалась в холл, откуда по длинному коридору проследовала в личные апартаменты отца.