«Бостонское чаепитие», произошедшее всего месяц назад – в декабре прошлого года, – явилось кульминацией многих лет… нет, десятилетий… недовольства тех, кто привык считать себя американцами. Превратив Бостонскую гавань в громадную чашку чая, колонисты объявили Великобритании и всему миру, что более не готовы терпеть несправедливости британской системы правления. До полномасштабных выступлений оставались считаные месяцы. И потому с тем же энтузиазмом, какой я проявлял в отношении моих полей, написания писем Дженни и вставанию по утрам с постели – иными словами, с минимальным, – я назначил встречу своих соратников. Прохладное отношение ко всему этому не мешало мне сознавать: грядущая революция не должна застичь наш орден врасплох.

Местом нашей встречи мы избрали таверну «Беспокойный призрак» на окраине Бостона. Обычная таверна с низким потолком и закопченными балками. В момент нашего появления там сидело несколько посетителей, однако Томас быстро выпроводил их, избавив нас от лишних глаз и ушей. Те из нас, кто обычно ходили в форме, сегодня надели гражданскую одежду, застегнувшись на все пуговицы и поплотнее надвинув шляпы. Так мы и сидели, потягивая эль. Помимо меня, здесь собрались Чарльз Ли, Бенджамин Черч, Томас Хики, Уильям Джонсон и Джон Питкэрн.

Здесь-то я впервые и услышал про мальчишку.

Вначале о нем заговорил Бенджамин. Доктор Черч был нашим человеком в рядах «Бостонских сыновей свободы» – организации колонистов, называвших себя патриотами Америки и не скрывавших своих антианглийских настроений. Это они помогали в устройстве «Бостонского чаепития». Бенджамин рассказал о встрече, произошедшей у него пару лет назад на острове Мартас-Винъярд.

– Один из местных, – сказал Бенджамин. – Прежде я его не видел.

– Правильнее будет сказать: не припомню, чтобы видел его прежде, – поправил я.

Бенджамин скривился.

– Не припомню, чтобы видел его прежде, – послушно повторил он. – Словом, этот парень подлетел ко мне и вдруг спросил, где Чарльз.

Я повернулся к Ли:

– Стало быть, он интересовался тобой. Тебе он знаком?

– Нет, – поспешил возразить Чарльз.

Мне это показалось подозрительным.

– Чарльз, я еще раз задам свой вопрос. У тебя есть какие-нибудь догадки насчет этого парня? Кто он такой и откуда?

Чарльз привалился к спинке стула, глядя не на меня, а в противоположный конец зала.

– Пожалуй, нет, – наконец сказал он.

– Но ты не уверен?

– Был один парень в…

За столом воцарилось тягостное молчание. Мои соратники и собратья по ордену вели себя как-то странно: одни, ссутулившись, изучали содержимое своих кружек, другие с непонятным интересом разглядывали огонь, полыхавший в камине. Встречаться со мной глазами не отваживался никто.

– Может, кто-нибудь мне все-таки объяснит, что здесь происходит? – не выдержал я.

Я называю их соратниками, хотя никто из них не обладал и десятой долей качеств Холдена. Я вдруг понял, что меня от них тошнит. Это не было преувеличением. Тошнотворное чувство лишь нарастало.

Первым опомнился Чарльз. Он отважился выдержать мой взгляд и сказал:

– Эта ваша женщина из племени могавков…

– Что с ней?

– Хэйтем, мне очень жаль, – произнес он. – Мне искренне жаль.

– Она мертва?

– Да.