– Ты это мне говоришь? Ксенологу? – Усмехнувшись в свой черед, Асенов задрал голову и уставился на хрустальные пластины. – Вытягивая свои тела, они, очевидно, могут перемещаться через эти отверстия… но, разумеется, в невесомости… а полусферические конструкции на темных жгутах или жилах похожи на органы управления… Ты как считаешь, капитан?

    – Никак. Я только фиксирую обстановку и выводы специалистов.

    Коркоран коснулся камеры на своем плече. Но, против воли, в его сознании возникла ясная, четкая картина: огромные черви быстро и плавно скользят в хрустальном лабиринте, то сжимаясь в белесый комок, то вытягиваясь в длину на десять-пятнадцать метров, склоняются над чашами-тюльпанами, суют в них безглазые головы, а может, хвосты, и замирают, став единым, способным к действию, одаренным разумом существом. Он почти не сомневался, что это не игра фантазии, а отзвук реальности; его уверенность подкреплялась тем, что видение походило на Сон, только промелькнувший наяву. Правда, оснований для него в генетической памяти не было и быть не могло – трудно поверить, что какой-то его предок наблюдал живых сильмарри, да еще в их корабле. Вероятно, его наследственный дар не ограничен Снами и ментальным восприятием, а способен к чему-то большему…

    В руках Хельги Сван защелкал анализатор.

    – Тут есть атмосфера, но разреженная, – сказала она. – Азот, окись углерода, метан, инертные газы и органика… странная органика, прибор не может ее определить… Их пища?

    Она взглянула на Зибеля, но тот лишь пожал плечами:

    – Возможно. Не знаю. У нас мало информации, только из тех источников, о которых я сказал. О сильмарри вообще мало известно. К примеру, лоона эо, наши друзья-приятели, ничего о них не ведают и не стремятся что-то узнать. Просто пропускают их через свой сектор и никогда не конфликтуют с червяками,

    – Выходит, нам повезло, – сказал Асенов. – У нас большой материал для изучения – целый корабль, наверняка покинутый.

    Клаус Зибель хмыкнул, бросил взгляд на Коркорана, но тот едва заметно покачал головой – мол, ничего не чувствую, не ощущаю.

    – Ошибочное заключение, Иван. Сильмарри не покидают своих кораблей, ибо нет у них другого мира, иного пристанища. Они галактические странники… В каждом корабле – семейная ячейка, и если мы как следует поищем, то найдем ее.

    – Мне что-то не хочется их искать, – побледнев, выдавила Хельга Сван. – Пожалуй, я принесу из катера свои приборы и займусь анализами.

    – Разумно. Ну а мы все-таки поищем.

    Зибель оттолкнулся носком башмака и проскользнул в отверстие в косо нависавшей переборке. Коркоран и Асенов поплыли следом, то придерживаясь о закраины дыр, то подпрыгивая на прозрачных пластинах, оказавшихся не твердыми, а гибкими и упругими, как полотнище батута. Они поднимались и опускались, минуя камеру за камерой, прослеживая направление темных жил, заглядывая в полусферические ниши, усеянные присосками, – возможно, то были контактные устройства. Казалось, Зибель знает, куда их вести, и, следуя за ним, Коркоран вдруг начал понимать, что эти камеры-отсеки странных форм и различных размеров, небольшие, точно кают-компания на «Литвине», или величиною с трюм, вовсе не являются, как у людей, местом локального обитания, комнатой или каютой, где кто-то работает или живет. Таким пространством был сам корабль, а эти прозрачные упругие поверхности играли ту же роль, что нити паутины, давая опору телам обитавших в пей существ и линиям связи, что соединяли их друг с другом и, вероятно, с поверхностью корабля, двигателем, шлюзами и прочей машинерией.