— Скорее, посыл нагов. Они тебя чуют, но не видят. Точнее, видят, но силёнок у них маловато. И потому обрушивают свой страх на тех, кто рядом с тобой…

— Возможно. Но…

— Если ты будешь жить с ней в Новых Землях, то всё будет нормально.

— И ты туда же?! Просто дочка мне её… Прикипел, короче. Как родная Иришка мне. Как собственная. А вот мама её… Равнодушен. Абсолютно.

Острый взгляд из-под нахмуренных бровей, исчезнувшая улыбка. Затем тяжёлый вздох:

— Стерпится — слюбится.

— Да не могу я так… И грех её смерти брать на душу не хочу… И так девчонке в жизни не повезло… Ещё и жить с человеком, который её не любит.

— Зато она тебя — очень… Сразу видно, если на такое решилась. И знаешь что?

— Что? — эхом откликнулся он.

Лана снова улыбнулась, только немного грустно:

— Мне почему-то кажется, что её любви хватит, чтобы в конце концов и ты её полюбил. Может, так и будет. А может — нет… Надо выжить для начала… Там — увидим. Будущее покажет.

— Выжить — легко. Склонить голову. Встать на колени. Умолять о пощаде. Герцогу нужны рабы? Нужны. Зачем ему безлюдные земли? Но это — не по мне. Да и остальным тоже. Сама видела — даже вольные и одиночки пришли на зов, узнав о том, что будет весной.

— Как только они поверили…

— А такими вещами не шутят. Те, кто лгал, — давно уже умерли. Сейчас слово ценится гораздо больше всего остального.

— Согласна.

Она тоже кивнула. Потом поднялась со стульчика, на котором сидела, когда растирала Олесю, накрыла молодую женщину тёплым покрывалом:

— Фигура у неё… Потрясающая… Смотри, много теряешь! Ладно. Я пойду.

— А мне где спать?

Девушка развела руками:

— Кровать большая. Обоим места хватит. Так что укладывайся. Завтра будет тяжёлый день. Даже очень тяжёлый…

— Мать…

— Нечего ругаться! — тут же сердито отпарировала девушка: — Ты Джека Лондона читал?

— Ну?

— Не нукай. Не лошадь. Крепкое словцо, отпущенное к месту, — облегчает душу. А частая ругань лишает её смысла.

— Запомню.

— Всё. Спи. Подниму рано. Спокойной ночи…

Вышла, аккуратно и тихо закрыв за собой дверь. Михаил некоторое время сидел неподвижно. Затем взял оставленное Ланой полотенце, вытащил из тазика красные ступни, тщательно вытер. Надел плетённые из ремешков тапочки, прошлёпал в душ. Горячая вода потекла из бойлера с тихим шумом. Разделся, открутил краны, встал под воду. Сразу стало легче. Начало отпускать сумасшедшее напряжение, в котором он был последнее время. Лёгкий плеск привёл в порядок растрёпанные до невозможности нервы. Так простоял минут десять, пока не кончилась горячая вода. Закрыл краны. Вытерся, закутался в полотенце, вышел обратно в комнату. Олеся крепко спала, от неё исходил запах спирта, которым растирали молодую женщину. Михаил пошарил глазами по комнате, нашёл большой шкаф. Ожидание его не обмануло — это был бар. Выудил квадратную бутылку зелёного тёмного стекла, пару секунд рассматривал жёлтую этикетку:

— Бифитер… Сойдёт…

Прямо из горлышка, не закусывая, сделал большой глоток. Скривился, сплюнул осторожно в забытую кем-то пепельницу. Затем выключил свет и нырнул под одеяло. Олеся даже не шевельнулась. Настолько она была вымотана и духовно и физически за эти два дня… Михаил пошевелился, устраиваясь поудобнее, пару раз случайно коснулся её горячего тела, почувствовал, как хозяйство между ног начало шевелиться, но усилием воли удержался от дальнейших действий.