К полудню Гейб добрался до перекрестка двух растрескавшихся асфальтовых дорог. Ярдах в двадцати пяти севернее, как совы на жердочке, на тянувшейся вдоль кромки поля изгороди сидели Руди и Гас, уже ожидавшие его. Судя по угрюмому выражению их простоватых лиц, они тоже вернулись ни с чем.

– Давайте угадаю, – сказал Гейб, подходя к ним с юга. – Вы ни черта не нашли.

Гас пожал плечами.

– У меня по пути было несколько крошечных деревень, все заброшенные… И никакой тюрьмы.

– И у меня тоже, – буркнул Руди. – Одни искореженные тачки да пустые дома. Встретил пару ходячих, смог уложить их без лишнего шума.

Гейб вздохнул, вытащил носовой платок и вытер пот с шеи.

– Проклятье, придется продолжать.

– Почему бы нам не пойти по… – начал Руди.

Вдруг с западной стороны послышался выстрел, и Руди осекся. Похоже, стреляли из мелкокалиберного пистолета. Эхо пару раз повторило резкий хлопок, и Гейб резко повернулся на звук, донесшийся откуда-то из леса.

Его товарищи тоже подняли головы, а затем посмотрели на Гейба, который вглядывался в раскинувшееся за изгородью холмистое поле. Несколько мгновений все молчали.

Затем Гейб снова повернулся к напарникам и сказал:

– Так, идите за мной… Пригнитесь. По-моему, мы только что напали на золотую жилу.

После бессонной ночи и нескольких резких фраз, брошенных Остину, она чувствовала себя очень возбужденной и горела желанием отомстить чертовым негодяям, которые проникли в Вудбери и из-за которых она потеряла ребенка. Почти два года прожив среди этой чумы, Лилли вывела единую теорию разумного поведения выживших. Либо помогайте друг другу – если есть возможность, – либо оставьте друг друга в покое. Но эти захватчики наплевали на все приличные способы взаимодействия и все испортили, поэтому в душе Лилли бушевал гнев. К счастью, живот стал чуть менее чувствительным – а все мечты рассеялись, как дым, – и теперь внутри шагавшей из угла в угол девушки все бурлило от жаркой ненависти к этим людям.

Все ящики, и коробки, и старая мебель были отодвинуты в сторону и выстроены вдоль стен, чтобы освободить место для целого арсенала стрелкового оружия, ножей и запасных патронов, разложенных на полу. Лилли даже не представляла, сколько всего набрала за прошедшие месяцы – может, из-за паранойи, а может, из-за мрачных предчувствий, – но теперь все это было разложено перед ней ровными рядами. Два пистолета «Ругер MK II» двадцать второго калибра лежали поверх остального оружия, скрещенные, как на гербе. Рядом с ними были дополнительные магазины на десять патронов и несколько патронташей, в каждом из которых было по пятьдесят патронов с высокой начальной скоростью и выемкой в головной части. Под ними виднелись упаковки с патронами для винчестера на сорок гран, мачете, несколько разномастных глушителей, глок Остина, помповая винтовка «Ремингтон», винтовка М1 «Гаранд» с телескопическим прицелом, три длинных ножа разной степени остроты, кирка с длинной рукоятью и целый ассортимент кобур, ножен и футляров, аккуратно выложенных в ряд.

Из кухни донесся голос Остина:

– Суп готов!

Он объявил это, вложив в голос все воодушевление, на которое был способен, и все же ему не удалось скрыть печаль, которая тяжким весом лежала у него на плечах.

– Может, пообедаем вместе в задней комнате?

– Нет аппетита, – ответила Лилли.

– Лилли, да ладно тебе… Не поступай так со мной, – сказал Остин, входя в комнату с полотенцем в руках. На нем была потрепанная футболка с изображением группы REM, распущенные длинные кудри падали на спину.