– Не знаю… Наверное, надо бы, – ответила Лилли, стоявшая рядом с ним.

Она грызла ногти. Пряди каштановых волос, выбившиеся из хвоста, упали ей на лицо. Пистолеты были пристегнуты у нее на бедрах, побаливал пороховой ожог на руке. Поясница ныла, суставы ломило от усталости, живот то и дело словно пронзало кинжалом – ее одолевала очередная волна спазмов. Стараясь не обращать внимания на мучительную боль, она смотрела на жертв.

Лилли знала – если не по имени, то в лицо – всех мужчин, которых теперь свалили, как дрова, в глубокую яму, чтобы не пополнять численность ходячих и не позволить мертвецам съесть убитых на обед. Эти мужчины время от времени встречали Лилли на улицах Вудбери, здоровались с ней, приветственно приподнимали свои бейсболки, порой даже подмигивали ей – их никак нельзя было назвать идеальными, но они были простыми, приличными людьми. Некоторые из них – Арло и Джонни, к примеру – были настоящими милягами, которые не раз делились с Лилли едой. Глядя на них, Лилли ощущала пустоту. Чернота застилала ей душу и душила ее, пока она пыталась произнести надгробную речь.

– Джонни, Арло… Ронни, Алекс и Джейк… Эван и… э-э… – не в силах припомнить имя последнего парня, она беспомощно посмотрела на Остина.

В его глазах блестели слезы горя.

– Энди.

– Энди… Точно, – кивнула Лилли.

Опустив голову, она старалась не смотреть на окровавленные тела, бесформенной кучей сваленные в яму. Как сказала бы ее бабушка Перл: «Это просто ракушки на песке… Души уже покинули их, милая». Лилли вдруг поняла, что хотела бы верить в Бога. Но как же верить в милосердное божество в такие времена? И все же она бы не отказалась. Лилли попыталась отогнать от себя горечь утраты и тихо произнесла:

– Каждый из вас отдал свою жизнь во имя великой цели… во имя защиты вашего сообщества… вы отдали все до последней капли крови, – ее голос стал еще тише, она неожиданно почувствовала себя совсем изможденной. – Надеюсь, вы теперь в лучшем мире. Пусть земля будет вам пухом.

Последовало долгое молчание, нарушаемое только одиноким криком цапли вдалеке. Лилли почувствовала присутствие других наблюдателей, стоявших в стороне от нее, и посмотрела на юг.

Ярдах в пятидесяти она увидела темную фигуру, стоявшую у самой кромки деревьев, – повязка на глазу, одна рука, угольно-черные доспехи. На лице Губернатора застыла гримаса. Взгляд был устремлен вдаль. Рядом с ним стоял Гейб, который молча прикручивал глушитель к короткому стволу стального револьвера триста пятьдесят седьмого калибра. В почтительном отдалении от них виднелось еще двое мужчин, державших в руках лопаты. Остальные шестнадцать выживших бойцов импровизированной армии – дюжина мужчин и четыре женщины – помогали раненым и суетились у грузовиков, припаркованных на пыльной просеке. Пулеметчики несли вахту. Казалось, в эту минуту никого не волновали погребальные церемонии.

Гейб передал револьвер Губернатору, и тот сдержанно кивнул. Затем Филип Блейк повернулся и пошел по берегу ручья в сторону Лилли.

– Ты закончила? – угрюмо спросил он.

– Да… – кивнула Лилли. – Можете приступать.

Губернатор встал перед ней, сверху вниз смотря на братскую могилу.

– Мой дядюшка Бад воевал на Тихоокеанском фронте во время Второй мировой, – произнес он, не поднимая головы, а затем взвел курок револьвера и без промедления выстрелил в окровавленную голову Арло Симмонса.

Лилли едва расслышала сухой щелчок глушителя – чувства притупились.