Кусачие подминали его под себя, их скрюченные, как когти, пальцы тянулись к теплой, питательной плоти Губернатора. Низкий, как гудение реактивного двигателя, гул слабых стонов и отвратительных хрипов последним достиг слуховых нервов Губернатора. Шум стада ходячих окутал его и поглотил в себе внутренний голос, который все твердил страшную правду: «Он мертв… он давным-давно мертв… он уже в могиле… он погиб… умер… его больше нет!».

Губернатор едва почувствовал, как Лилли пнула его под копчик.

После этого удара Губернатор повалился на землю, единственная рука неловко, почти комично дернулась, как плавник выброшенной на берег рыбы, и он погрузился в прогнившую, иссохшую массу живых мертвецов. Кусачие тотчас схватили его негнущимися руками и впились зубами ему в кожу, и он провалился в небытие, улетев в ужасную темноту и успев лишь выкрикнуть в последний раз:

– ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ!

Его предсмертный вопль, пусть хриплый, пусть вялый, пусть слабый, услышал каждый в радиусе сотни футов.

– ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ! – взвизгнул он, и черные грязные зубы защелкали совсем рядом, прижав его к земле, и клыки разодрали его одежду и вонзились в слабые места кевларовой брони, пройдя сквозь швы. Кусачие потянулись к его обнаженной шее. Они потянулись к его руке и ногам. Они потянулись к его кровоточащим ранам, разгрызли глазную повязку, вкусили свежего мяса из пробитой глазницы. Они разодрали его нос и высосали всю ткань из носоглотки с напором свиней, которые взрывают землю в поисках трюфелей. Последняя искра жизни покинула Губернатора, когда кровь оросила атакующих крестильной водой и началась безумная трапеза, когда плоть отделили от кости, а тело разорвали на множество более мелких кусков… и последние призрачные проблески мозговой активности снова и снова повторяли одну и ту же фразу, как испорченная пластинка… «ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ ФИЛИП БЛЕЙК ЖИВ…».

Через несколько секунд от него остались только бесформенные куски мяса и кровь…

…и бесконечный белый шум разума Брайана Блейка по завершении вещания.

Неожиданное затишье поразило оставшихся солдат армии Вудбери. Они замерли между стадом и ближайшим зданием, не в силах пошевелиться, наблюдая за тем, как их лидера у них на глазах раздирают на блестящие, влажные кусочки плоти вперемежку с клочьями ткани. Движимая чистым адреналином, Лилли быстро оценила ситуацию. В суматохе боя она потеряла Остина из виду. Но не успела она выяснить, что с ним случилось, как вдруг заметила свободный от ходячих путь к ближайшему входу в тюремный блок.

– ЭЙ! – крикнула она, пытаясь привлечь внимание остальных бойцов, которые испуганным батальоном из четырех мужчин и одной женщины – Мэттью, Хэпа, Бена, Спида и Глории Пайн – пятились к постройке. – ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ! ВСЕ ПОСМОТРИТЕ НА МЕНЯ!

За мгновение среди пропитанных адреналином ужасов кишащего мертвецами, затянутого дымом тюремного двора произошла едва заметная, но резкая смена власти. Лилли обрела голос, о существовании которого и не догадывалась, странный, низкий голос, шедший у нее из груди, – голос отца, твердый, но учтивый, уверенный, но скромный, достаточно громкий, чтобы согнать енота с крыльца, – и этим голосом она обратилась к маленькой группе выживших.

– ЭТО ОТВЛЕЧЕТ ЧАСТЬ ИЗ НИХ, НО НЕНАДОЛГО! – она махнула рукой в сторону жуткой трапезы, а затем показала большим пальцем на ближайшую к ним нишу, скрытую в тени. – ВПЕРЕД! ВСЕ ЗА МНОЙ!

Лилли побежала к зданию, и остальные бросились следом, на бегу спотыкаясь и стреляя в ходячих. Часть стада отделилась от основной массы, занятой трапезой, и уже ковыляла к людям.