|
Затем он повернулся и устало направился в свою штаб-квартиру. Конечно, теперь жизнь потечет спокойнее, но почему-то после отъезда Катона образовалась пустота. О, в какой трепет ввергал его в юности этот Катон! Педагоги и риторы без конца твердили о трех величайших ораторах в сенате, обладающих неповторимым стилем, – о Цезаре, Цицероне и Катоне. Звучные, громкие имена, с какими он вырос, обрели плоть, превратились в людей. Его отец, Первый че-ловек в Риме, никогда не слыл хорошим оратором, но он был среди них, ибо всегда умел доби-ваться того, чего хотел. Теперь все они понемногу рассеялись, но все равно одна жизненная нить нет-нет да и сплеталась с другой. Так, наверное, будет и дальше, пока Атропос не сжалится и не начнет обрезать эти нити. Его ждал Луций Скрибоний Либон, и Гней Помпей подавил вздох. Этот хороший человек был адмиралом после смерти Бибула, потом любезно уступил должность сыну Помпея Велико-го. Поступил как подобает. Единственная причина, почему этот отпрыск побочной ветви семьи Скрибониев взлетел так высоко, заключалась в том, что Гней Помпей, только раз взглянув на его обворожительную дочку с ямочками на щеках, тут же развелся со своей постылой Клавдией и женился на ней. Помпей Великий с ужасом отнесся к этому браку, считая его неприемлемым. Он сам был одержим идеей жениться только на самых высокорожденных аристократках и вбил себе в голову, что точно так же должны поступать и его сыновья. Но Секст был еще слишком молод для брака, а Гней пытался следовать примеру отца ради мира в семье, пока не увидел семнадцатилетнюю Скрибонию. Любовь способна разрушить самые продуманные планы – вот о чем думал старший сын Помпея Великого, здороваясь со своим тестем. Они пообедали вместе, обсудили предстоящий вояж на Сицилию, зреющее сопротивление в провинции Африка и предположения о том, где может теперь находиться Помпей Великий. – Сегодняшний курьер принес слух, что он увез Корнелию Метеллу и Секста с Лесбоса и плывет по Эгейскому морю, останавливаясь на островах, – сказал Гней Помпей. – Тогда, – посоветовал Скрибоний Либон, поднимаясь, – я думаю, пора тебе написать ему снова. И когда он ушел, Гней Помпей решительно сел за стол, взял двойной лист фанниевой бу-маги, обмакнул тростниковое перо в чернильницу и стал писать. Мы все еще живы и не сдаемся. Море под нашим контролем. Мой дорогой отец, я прошу тебя, собери корабли, сколько сможешь, и приезжай ко мне или в Аф-рику. Так заканчивалось его письмо. Но прежде чем краткий ответ Помпея Великого дошел до него, он узнал о смерти своего отца на грязевых равнинах египетского Пелузия от рук апатичного царя-мальчика и его дворцо-вой клики. Конечно. Конечно. Жестоко, без оглядки на этику, в принятой на Востоке манере они умертвили его, думая, что оказывают услугу Цезарю. Ни на секунду не пришло им в голову, что Цезарь очень хотел помириться с ним. О отец! Так даже лучше! Так ты не будешь обязан Цезарю за то, что он милостиво дозволил тебе продолжать жить. Только после того как он немного успокоился и пришел в себя настолько, что смог по-явиться перед подчиненными, не теряя лица, Гней Помпей отослал еще шесть тысяч пятьсот выздоравливающих солдат в Африку, принеся жертву морским ларам, Нептуну и Спесу, чтобы эти парни и Катон отыскали друг друга на двухтысячемильной линии побережья между Дельтой Нила и провинцией Африка. Затем он приступил к тягостной задаче перебазирования своего флота и людей на Сицилию. Малочисленные островитяне не знали, радоваться или сожалеть об уходе римлян. Коркира медленно стала залечивать свои раны и возвращаться к спокойной жизни. Очень медленно. 2 Катон решил использовать своих солдат и нестроевых в качестве гребцов. Если не требо-вать от них слишком многого, это послужит хорошей тренировкой для выздоравливающих, по-лагал он. Задувал порывистый западный ветерок, поэтому паруса были бесполезны. |
