Когда они оказались на равнине Трои, пыльная дорога сузилась.

— Добро пожаловать на луга Азии, София! — сказал Оберманн.

Вокруг стояла высокая трава, которая, казалось, растет на заболоченной почве, дальше тянулись поля, усеянные красными и желтыми цветами. На западе плоская равнина простиралась до моря, а на востоке уступала место далеким горным хребтам, вершины которых были покрыты снегом. По всей равнине росли дубы, согнувшиеся под ветром, словно мрачные карлики. Оберманн повернулся к ней и показал на ряд маленьких домиков у дорога.

— Сейчас здесь весна, София, и на этих плоских крышах гнездятся аисты. Видишь их? — спросил Оберманн. Она разглядела неопрятные корзинки из веток и камыша. — Они возвращаются в это время года.

Они ехали вдоль реки, заросшей кустами и деревьями. София заметила камыши по берегам и вдруг ощутила покой зеленого приюта, служившего защитой от пыли и ветра. На середине реки был ряд островков, поросших ивами и вязами.

— Это Скамандр, — сказал ей Оберманн. — На человеческом языке. На языке богов он известен как Ксанф, или золотисто-желтая река. Интересно, что реки по всему миру с удивительным упорством сохраняют свои названия. Гомер называет Скамандр dineis, "с водоворотами", или dios, "божественным". Считалось, что Скамандр ведет происхождение от Зевса, и люди почитали его как бога. У него был свой жрец в Трое. Тебе кажется это странным? Но здесь нет ничего странного. Мы поедем вдоль него до его слияния с Симоентом. Посмотри, как он течет! Гектор называл его "дружище Скамандр". — Казалось, пейзаж изменил Оберманна. Он пребывал теперь не в обществе людей, а среди богов. Так она объяснила это-себе. — Вода — самое древнее, что есть на земле. Но у нее нет возраста. Она всегда свежа и всегда нова.

Вдруг София поняла, что очень проголодалась, и вынула из своей матерчатой сумки пакет с маленькими шоколадными кексами. Она предложила один мужу. Он взял пакет и сунул несколько кексов в рот.

Она собиралась передать сладости вознице, но Оберманн остановил ее.

— Никогда ничего не дари туркам. Они не могут отказаться. И потом будут обязаны ответить на твою любезность.

— Но, как я понимаю, к русским это не относится?

— К Телемаку — нет. Но он не любит сладкого. Он, как лев, пожирает огромное количество мяса, но не может съесть ни кусочка сахара. Ведь это правда, Телемак? — Молодой человек в ответ рассмеялся. — Видишь? Он смеется над собственной слабостью. На русский манер. — Оберманн наклонился вперед и похлопал его по плечу. — Когда ты умрешь, я воздвигну курган в твою честь. Гробницу Телемака.

— Собираетесь пережить меня, профессор?

— О, да. Я вечен. Кроме того, у меня молодая жена.

Возница показал своей палкой на что-то на равнине и, казалось, выкрикнул две ноты.

Смотри, София, ты видишь? Волк! — В высокой траве среди деревьев мелькнул зверь с темной шерстью, и вдруг она почувствовала себя счастливой. — Какой красавец! — У Оберманна был ликующий вид. — Он спустился с горы Иды, матери диких зверей. Смотри, как он бежит. Равнина приветствует тебя, София. Показывает свое очарование. Скоро ты услышишь Зевсов гром, и все сложится прекрасно.

— Это удача — увидеть волка, — отозвалась она. — В моей стране. Не стаю, разумеется. Но одинокий волк — хорошая примета.

— Слышишь, Телемак? Боги к нам благосклонны.

Некоторое время они ехали в молчании. Дорога отвернула от берега Скамандра и теперь шла по болотистой местности; затем начались невысокие холмы, покрытые дубами и низкими кустарниками.