– Разговорчики, курсанты! – зарычал из за бака сержант.

– Яволь, унтерштурмфюрер! – прошептал мой сокурсник, имитируя энергичный мах метлой.

– Ну давай, парашютируй… – согласился я.

Однако от трехэтажного прыжка товарищ мой воздержался, благоразумно решив не рисковать своими нижними конечностями, еще способными пригодиться в дальнейшем, тем более, несмотря на неимоверные нагрузки и изуверскую дисциплину, умереть бы ему ни при каких обстоятельствах в сержантском инкубаторе не дали, хотя и жить – тоже.

В свою очередь я, творчески идею товарища переработав, на одной из тренировок в гимнастическом зале симулировал сначала неловкое падение с брусьев, а затем – сотрясение мозга, подгадав при этом момент, когда многоопытная старуха майор медчасть покинула, и ее замещал фельдшер сверхсрочник, безграмотно принявший мой учащенный – после основательной физической нагрузки – пульс за симптом резко поднявшегося артериального давления и после укола магнезии отправивший меня во избежание какой либо ответственности в Реутово, где располагался госпиталь внутренних войск.

В госпиталь меня привезли вечером на армейском уазике, за что сопровождавшая больного медсестра получила изрядный нагоняй от дежурного врача полковника, ибо транспортировать меня, оказывается, предписывалось в лежачем положении, на подвесной койке и, соответственно, на специально оборудованной для того машине.

– Вы у меня под трибунал пойдете! – орал полковник на несчастного медработника, перед которым я мысленно извинялся, одновременно не без опасений раздумывая о том, что будет со мной, если вскроется факт симуляции.

Пронесло.

Я сослался на тошноту, темные точки, плавающие в глазах, боль в затылке и вскоре очутился на восхитительно широкой и мягкой кровати – именно кровати, а не на какой то койке! – в хирургическом отделении госпиталя.

На ужин – прямо в постель! – мне принесли королевский закусон, где фигурировал кусок настоящей, без жилочки, говядины и, что меня поразило действительно до сотрясения мозгов, – свежий по ми дор! Я уже забыл, как он и выглядит то, помидор этот… И вкус его – тепличного, пресного, не видевшего ни настоящей земли, ни солнца, показался мне божественным.

В палате вместе со мной лежали выздоравливающие после операций по удалению аппендицита два молодых офицера и полковник интендант со сложным переломом руки.

Лейтенанты принесли интригующую весть: после ужина в зале на первом этаже ожидался просмотр свежего приключенческого кинофильма.

Желание поспать боролось у меня со стремлением обозреть закоулки госпитального рая, влекла также возможность приобщения к новинкам кинематографа, и, накинув халат, я поспешил на первый этаж.

По госпиталю тем временем разнеслась тревога: из палаты исчез больной с тяжелым сотрясением мозга!

В разгар сеанса я был из кинозала выдворен, сурово отчитан все тем же дежурным полковником, уже всерьез, как понимаю, усомнившимся в правомерности предварительного диагноза, и вновь уложен на комфортабельную кровать с угрозой конфискации нижнего белья в случае повторения самовольных отлучек.

Утром, после завтрака, злой дух нашептал мне о необходимости срочно позвонить маман, дабы сообщить о своей выдающейся передислокации в больничные покои, однако, вернувшись от телефона автомата, находившегося в холле, в свою палату, я застал там группу врачей и понял, что пропустил обход, который был обязан встретить на своем рабочем месте, то есть в постели.

– Я извиняюсь… – начал я.

– Опять в кино ходили? – последовал ледяной вопрос.

– В туалет…

– Ну ка выйдем, – обратился ко мне один из офицеров в белом халате, как впоследствии выяснилось – мой лечащий врач.