А результаты получились удивительными и даже восхитительными. Конечно, плохо, что погибло и пропало без вести пятеро пограничников, с десяток ранено. Но бандеровцев укокошили почти три сотни. Еще две сотни попало в плен.

Сам Лыхо идти в плен отказался наотрез. Теперь уж и не узнаешь, готовы ли были сдаться его ближайшие сподвижники, потому что и себя, и их он приговорил, подорвав связкой гранат.

Задержанных свезли в район. Я с удовлетворением смотрел на эти толпы, которые больше не поднимут на нас оружие. Им отвели здание в комплексе МТС — только что восстановленное, но пока стоявшее без станков и оборудования. Там их охраняли. Оттуда водили на допросы.

Пострелять мне не пришлось. Вот я и следовал завету «Главное оружие оперативника не автомат, а авторучка». Этой авторучкой я заполнял бесчисленные протоколы. Порассказали мне арестованные много интересного, я только успевал делать отметки на будущее.

Потом позвонил Логачев. И озадачил меня так, что умиротворение от монотонной работы как ураганом смело:

— Хорош там бумагу марать! Давай, создавай из пленных КРГ!

— Конспиративно-разведывательную группу?! Из кого тут создавать? — воскликнул я.

— Да из кого найдешь! Два дня тебе!

— Два дня! — изумился я. — Их только проверять месяц надо!

— В деле проверишь. На чем цеплять — не мне тебя учить. Извернись, растянись в шпагат, как в цирке. Но больше двух дней не дам.

— Но как?

— Сам не знаешь — спроси у Крука. Он тебе объяснит.

— Есть, — пробурчал я.

КРГ, конечно, дело хорошее. Они обычно состояли из офицера НКВД и нескольких агентов — раскаявшихся бандеровцев, кровью искупающих прощение. Начали создавать их еще в середине прошлого года, и они оказались чрезвычайно эффективны. Внедрялись в банды, уничтожали их, наводили войска.

Главное тут подобрать подходящих людей и заставить их служить. Притом не за страх, а за совесть.

— Что делать? — спросил я, доведя до Крука указание начальства.

Он с усмешкой посмотрел на меня:

— Что делать? Сортировать надо людей. Говорить надо с людьми. Агитировать надо людей и убеждать!

— Эту бандитскую шушеру агитировать?

— Ну и запугивать, — зло осклабился Крук. — Куда без этого.

И мы с ним приступили к изучению контингента. Просматривали допросы. Анализировали данные. Вычленяли тех, с кем можно работать, и тех, кому только пуля поможет. Подобрали для вербовки полтора десятка человек.

Собрали их в продуваемом всеми ветрами холодном помещении гаража. Хорошее место для подобных бесед — не расслабишься. Особенно когда рядом маячат четверо автоматчиков и смотрят недобро.

Я вышел перед угрюмой публикой. Представился. Объявил, что поскольку их всех взяли с оружием в руках перед масштабной бандитской акцией в отношении мирного населения, то кара ждет соответствующая.

Увидел, что парни совсем погрустнели, поспешил успокоить: расстреливать, конечно, никого не будем. С расстрелами ныне напряженно. Надо патроны жалеть — они при штурме Берлина пригодятся. Поэтому завтра суд. А послезавтра — повешенье на глазах у селян, в которых они стреляли еще недавно.

Увидел явственно, как холод пробрал парней не только снаружи, но и внутри. Горько задумались они о своей незавидной участи. Один даже заорал в сердцах что-то типа: «Не надо! Не хочу на виселицу!» И на колени упал. Эта публика вообще любит на колени падать по любому уважительному поводу и даже без такового.

— Конечно, некоторые могли бы искупить вину, — задумчиво протянул я. — Но уже поздно.

Тут встрял Крук:

— Товарищ уполномоченный.