Еще порой устраивали рейды. Собиралось несколько шаек под одного командира и шли чесать через леса, избегая столкновения с боевыми частями, наводя ужас на села и небольшие городки.

Такой рейд однажды устроил Звир. Собрал кулак в пару сотен своих головорезов и пошел по лесам. Заходят в деревню. Арестовывают активистов. Собирают народ на площади. Химик, который так и оставался неизменно при нем эдаким политработником, зачитывает пламенную речь о том, как вредны большевики и их пособники и как полезна для народа Свободная Украина. Дальше следовала казнь. Повешенье вскоре отринули, как слишком гуманное. Все больше баловались четвертованием — обрубали топором сперва руки, ноги, потом сносили голову. Заветы предков!

Бросили наши дивизию войск НКВД на прочесывание. Рейдовый отряд «Корней» сильно пощипали. Но сам Звир со своими приближенными снова сбежал. Поразительной изворотливости аспид.

В нашей работе акцент с войсковой работы и прочесывания лесов стал смещаться в сторону более тонких мероприятий. Теперь, чтобы бороться с наглухо законспирированными, опасливыми, затаившимися в схронах и очень коварными врагами, нужны были везде глаза и уши.

У обычного человека два уха и два глаза. У оперативного работника их десятки — это глаза и уши агентуры, которые слышат и видят то, что для оперативника было бы закрыто. И там, куда его бы никогда не пустили и оттуда не выпустили бы. Это все называется оперативное освещение — когда источник оперативной информации будто фонариком подсвечивает определенную сферу, слои общества, представляющие оперативный интерес. Агент — это наше главное оружие.

Набрать источники оперативной информации по территориальному признаку для меня труда не составило. Еще в партизанскую бытность мотался по населенным пунктам, знал хорошо людей. Помогали они нам тогда, помогали и сейчас. Так что пособники бандитов в селах и на хуторах вне поля нашего зрения не оставались.

Куда сложнее приобрести глаза и уши в самих бандах, особенно обеспечить с ними связь. Но и это нам удавалось — правда, не без труда, но проблема оказалась вполне решаемой.

В лесах пряталось полно народу, которые хотели вернуться к нормальной жизни, но боялись ответственности. Им обрыдли сказки про страшных большевиков и добрых Бандеру — Шухевича, которые спать не могут, все пекутся об Украине. И они готовы были искупить вину кровью. В том числе и в качестве агентов НКВД.

Немало удалось навербовать, когда народ полез из лесов после объявления амнистии. Конечно, некоторые и уходили в леса, но вылезало оттуда куда больше. Деятельное раскаянье — это такая штука, когда тебе придется постараться, чтобы тебя признали не участвовавшим в преступлениях против мирного населения.

В общем, рычаги были. И мы ими пользовались в полной мере. Вербовали рядовых бойцов и командиров, представителей оуновских проводов и даже сотрудников службы безопасности. После чего вскрывали схроны, снимали агентурные сети. Эта работа вполне успешно шла по всей Украине. Земля начинала гореть под ногами бандеровцев.

Наиболее ценные агенты работали с нами из идейных соображений. Да, были и такие, кто на своей шкуре ощутил, что такое бандеровская Украина, и возненавидел ее всей душой.

Так, однажды к нам в райотдел пришел Яков Стацко, он же Крук — сотник отряда «Дружинники».

Густо заросший щетиной, поперек себя шире, продубленный солнцем и ветрами, пропахший лесом и дымом костров, в зипуне, без шапки, с германским автоматом на плече. Его на подходе к пропускному пункту по дороге в город доблестные воины из комендатуры взяли на мушку. Он послушно откинул автомат, не делая резких движений. Задрал руки вверх. И потребовал:

— Ведите в НКВД!

Я как раз был в райотделе — наше районное отделение в Усть-Каширске еще осенью 1944 года повысили в статусе.